Народ этот одевается сходно с вагухха и делает татуировку по той же моде, но волосы носит по-другому: большинство оттягивает их назад от лица и завязывает сзади любопытным образом, очень напоминающим ручку кастриали. Мужчины носят плюмажи, часто сделанные из красных хвостовых перьев серого попугая. У них также есть передники, сделанные из одной шкуры; и стоит заметить, что у каждого клана или семьи есть отличительная шкура, каковую, по обычаю, носят в присутствии вождя.
Глава 5
Честный обманщик. — Свадебная церемония. — Юная, но не смущающаяся невеста. — Проход в горах. — Большая гроза. — Озеро Касали. — Мне не дают его посетить. — Возвращение вождя. — Колдуны. — Их одеяние. — Чревовещание. — Они воздействуют на публику. — Меня подозревают в способности осушить озеро. — Мои посланцы едва ускользнули. — Производство плавучих островов. — Любезность Джумы Мерикани. — Странные рассказы. — Укротители львов. — Смертельная сень. — Скульптуры. — Пещерные жилища. — Отравленная вода. — Племя прокаженных. — Мои занятия. — Жены Касонго. — Их неприличное поведение. — Фокусник. — Касонго возвращается. — Послеполуденный визит. — Его внешность. — Его оркестр сопровождает меня домой. — Их терзающее исполнение. — Они сне пойдут». — Мое намерение двинуться дальше
Так как не было надежды на возвращение Касонго и нельзя было получить никаких сведений о нем, я день за днем настойчиво просил у его жены проводников до озера, о котором слышал. Она постоянно давала добрые обещания, но никогда не держала своего слова. И в конечном счете, устав от задержек и разочарования, я убедил Джуму Мерикани дать мне людей, которые знают дорогу, и 14 ноября выступил к озеру Касали.
Идя через соляную равнину немного южнее дороги, по которой мы се пересекли раньше, мы на следующий день пришли в Кибайели, селение значительных размеров, с многочисленными масличными пальмами, пересеченное ручьем с чистой водой.
К несчастью для моего отдыха и комфорта, как раз когда я появился, достигли высшей точки церемонии по случаю туземной свадьбы. Поскольку невеста была племянницей вождя, а жених — старостой, это было необычайно большое дело, и крики и шум, с которыми оно праздновалось, продолжались день и ночь и делали сон невозможным.
Дюжина мужчин все время ходила по кругу около еще двоих, игравших на барабанах. Танцоры были снабжены грубыми свирелями, издававшими нестройные звуки, а любующаяся ими толпа помогала воплями и хлопаньем в ладоши. И продолжалось это беспрерывно, ибо едва один уставал, как другой занимал его место.
После полудня на второй день появился жених и исполнил сольную партию, каковая длилась около получаса, а по ее окончании на плечах одной женщины, которую поддерживала другая, была доставлена к месту, где собрались танцоры, и невеста — девочка девяти или десяти лет, одетая в такое пышное убранство, какое только могла произвести эта деревня.
Теперь образовался круг, и женщины, несущие невесту, заняв позицию в центре, самым энергичным образом подбрасывали ее вверх и вниз, она же позволяла своему телу и рукам свободно раскачиваться. Жених давал ей куски табачных листьев и небольшие количества бус, которые она с закрытыми глазами без разбору разбрасывала среди танцоров, а те усердно дрались из-за них, ибо считается, что тем, кто их получает, эти вещи приносят удачу. После того как этот церемониал завершился, невесту спустили на землю и она стала танцевать с женихом, около десяти минут проделывая непристойнейшие жесты, а затем он ее поднял и, взяв под мышку, унес в свою хижину.
Танцы, вопли и барабанный бой все продолжались; больше того, они не кончились и на следующий день, когда мы уходили.
Женщина, несшая невесту, должно быть, тяжко поработала, потому что я заметил, что на спине и на плечах у нее была содрана кожа.
Выйдя отсюда, мы пересекли равнину с многочисленными полями, переправились через реку Чанкоджи, крупный водоток, идущий на юг, к Ловои, и подошли к каким-то скалистым холмам, покрытым деревьями и лианами. Через эту гряду мы прошли по проходу шириной около 400 ярдов, с обрывистыми — краями, образованными огромными массами гнейса, выглядящими подобно гигантским стенам. В многочисленных расселинах и трещинах укоренились лианы и кусты, одевшие массивные скалы сетью зелени. По другую сторону шла пересеченная местность, а затем — крупная гряда, что примыкает к холмам Килвала.
Лагерем мы стали в Мвеху, где немногие уцелевшие обитатели нескольких разоренных деревень начинали расчищать землю и строить временные хижины.
Вскоре после прибытия мы увидели роскошное зрелище прозы, сопровождаемой сильными шквалами и потоками дождя. Хоть и среди дня, но света было совсем мало, за исключением того, который давали яркие и почти непрерывные молнии, синие и красные, зачастую разветвляющиеся на три или четыре. Некоторые вспышки длились значительное время — они были широки и имели вид покрытого рябью бегущего ручья. Гром грохотал и ревел без перерыва, деревья сгибались под ветром, который угрожал вырвать их в любой момент, а ветер гнал перед собой дождь сплошными полотнищами воды.
Эта борьба стихий продолжалась два часа и вдруг утихла, небо очистилось, и солнце с запада ярко засияло на мокрых деревьях и траве, которые засверкали как будто осыпанные бриллиантами.
Следующая наша стоянка была в Кисиме, частично заброшенной деревне. И здесь у меня неожиданно случился сильнейший приступ лихорадки; по счастью, прекратился он почти так же внезапно, как и наступил, благодаря обильным дозам английской соли и хинина. Приступ так меня ослабил, однако, что на следующий день я с большим трудом протащился короткий переход (при 100° на термометре в тени) и добрался до нового поселения, основанного вождем и большинством жителей Кисимы.
Повернув круто к югу после выхода оттуда, переночевав раз в джунглях и другой — в Ясуки, мы 22 ноября пришли в Коведи на берегу Ловои, переправившись через несколько притоков этой реки и пройдя через какие-то холмы из гранита с частицами слюды, сверкавшими на солнце как алмазы.
С высотки рядом с этим селением я мог различить озеро Касали (часто называемое Киконджа по имени местного вождя), лежащее примерно в 20 милях на восток-юго-восток оттуда. Другая часть озера находилась в восьми милях, но она отделена от Коведи рекой Ловои и грядой холмов.
Я очень хотел побывать на озере на следующий день, но радостные эти ожидания были обмануты, и мне не суждено было стоять на его берегах или увидеть плавающие острова, населенные людьми.
Вождь Коведи находился при Касонго, который, как сообщали, располагался лагерем на большом холме в каких-нибудь 16 милях к западу-юго-западу. Касонго направился туда, дабы попытаться забрать в плен своего брата Даийи; последний после неудачной попытки захватить престол нашел убежище у вождя Киконджи. Из нескольких братьев Касонго, претендовавших на царство после смерти отца, один Дании продолжал открытое сопротивление. Несколько человек были побеждены и преданы смерти, а двое вошли в милость, заявив о своей покорности Касонго.
В отсутствие своего мужа жена вождя в Коведи заявила, что не располагает властью разрешить мне пройти, и поэтому я не мог двигаться дальше. Я сразу же послал и к Касонго, и к фуме а кенне, прося у них разрешения переправиться через Ловои и пройти к озеру и заверяя, что не стану оказывать содействия Даийи. Ничего теперь не оставалось, как терпеливо ждать возвращения своих гонцов. И через несколько дней они мне принесли неблагоприятные известия о том, что Касонго снял свой лагерь и движется к Квинхате, своему собственному поселению. Тогда я отправил других гонцов, убеждая Джуму Мерикани настоять, чтобы Касонго дал мне людей для путешествия к Касали.