Дожди теперь начали идти регулярно, и в первом нашем лагере мы провели самую скверную ночь. Там почти не было травы и кустарника, из которых люди могли бы себе построить хижины, и в результате они оказались под непрекращавшимися потоками холодного дождя. Я провел ночь так же худо: моя палатка из травиной ткани настолько износилась и полна была дыр, что вода свободно проникала через нее. В палатке не было сухого угла, где я мог бы спать, так что скорчился на пространстве в два фута на два с куском прорезиненной ткани над головой.
Когда забрезжил день, дождь — прекратился, и мы смогли зажечь костер; тут я дал каждому по маленькому глоточку бренди, что мне подарил Гонсалвиш. После этого мы «выступили, и люди мои, пусть даже промокшие и жалко выглядевшие, «шли с легким сердцем.
Постепенно мы вошли в более пересеченную и лесистую местность с выступающими тут и там каменистыми холмами. На них построены деревни с каменными стенами и палисадами. Деревни на безлесных высотках, окруженные густыми рощами деревьев, сильно напоминали мне фермы на уилтширских холмах. Пересекая ровное плато, я увидел огромные стаи птиц, и мне указали на то, что сочли необыкновенно большой и быстро движущейся стаей. Я воспользовался биноклем, чтобы рассмотреть получше этот интересный объект, и тогда выяснил, что темное облако вызвано пылью и паром, поднимавшимися от большого стада буйволов, бешеным галопом мчавшегося на восток.
По дороге мы встречали много идущих от побережья групп жителей Бие, которые торговали с баилунда. Обычно они бывали пьяны и распущенны, а в некоторых случаях пытались грабить моих отстающих, так что от меня требовались большая предусмотрительность и известный такт, чтобы не ввязаться в серьезное столкновение с ними. Они утверждали, будто мы не имели права путешествовать по их стране, поскольку откроем дорогу для других чужаков и торговцев, а их лишим монополии.
Хотя эти люди выказывали свое недружелюбие, вожди деревень были любезны и вежливы, неизменно поднося нам горшки помбе. Отказываться от их гостеприимства было бы опасной политикой, и она бы уменьшила добрые чувства к нам. Но иной раз много времени терялось впустую из-за этих остановок, чтобы «освежиться».
Ночи теперь постоянно стояли дождливые, и мы испытали немало горестных ощущений. Но, будучи близок к окончанию своего маршрута, я склонялся к тому, что-бы легко смотреть на любые заботы. А в дополнение к тому, что мы постоянно оставались мокрыми, у нас плохо было с продовольствием. Ибо жители из-за регулярных своих сношений с побережьем завалены тканью, и и обмен на провиант им нужны только порох или агуардиенте. Ни одной из этих статей торговли мы не имели и потому частенько вынуждены бывали оставаться голодными.
18 октября мы переправились через Кутато, необычнейшую реку, образующую границу между страной баилунда и Бие. Мы перешли по мосту, в то время находившемуся под водой, а сила течения была так велика, что несколько человек смыло, и они спаслись, лишь уцепившись за кусты на берегу. Добравшись до другого берега, мы, однако, очутились на острове, расположенном посреди многочисленных стремнин и водопадов, бьющих из скалистого склона холма. На первый взгляд трудности переправы казались почти непреодолимыми. Но через какое-то время мы все же обнаружили места, где можно перепрыгивать со скалы на скалу, а дальше перебраться (вброд через стремнины по узким карнизам, держась за веревки из лиан, протянутые для этой цели с берега на берег. Один неверный шаг или обрыв лиановой веревки были бы роковыми, так как ничто не могло бы спасти человека: его бы растерзало в клочья среди скал ниже по течению. Поток внизу был около 60 ярдов шириной, очень глубок и мчался как в шлюзе. Впоследствии я услышал, что нас считают величайшими счастливчиками из-за того, что мы переправились без потерь, потому что в это время года люди часто гибнут при попытке переправы. И нередко необходимо бывает ждать неделю или две, пока переход станет доступен.
При взгляде назад с другого берега открывается самое восхитительное зрелище. Масса воды вырывается из отвесного склона холма; скалы и маленькие, поросшие кустами островки дробят ее на пенящиеся каскады.
Мы прошли множество мелких ручьев, какое-то расстояние текущих в подземных каналах. Они бегут среди свободно лежащих камней, которые покрыты землей и растительностью; подземная часть их течения иногда имеет в длину каких-нибудь 40 ярдов. Но в некоторых случаях они, видимо, вовсе исчезают и, вне сомнения, способствуют «притоку той воды, что образует «взрыв у Кутато».
На следующий день мы пришли в деревню Лузги — место жительства главы тех баилунда, которые были вместе со мной, — и остановились, дабы дать им возможность заготовить продовольствие для дороги в Бенгелу. Мне сказали, что это займет три дня, так что я решил распорядиться построить хижину, вместо того чтобы оставаться в своей протекающей палатке. Люди также устроились с удобствами: дерева и травы для постройки лагеря было достаточно.
Теперь заболела жена старосты моих баилунда, и он с весьма достойной уважения супружеской привязанностью, слышать не хотел о том, чтобы ее покинуть до того, как она поправится. Поскольку такое устройство дел было особенно неудобным, я попробовал было убедить старосту не придерживаться этого решения, но, к своему удивлению, обнаружил, что меня подозревают в «дурном глазе»; и меня обвинили в том, что я околдовал женщину, посмотрев на ее мужа.
Хотя столь ужасное бедствие, казалось бы, вызывается косвенным методом, в это вполне поверили, и был доставлен колдун, дабы высказать свое мнение о моем «глазе». По счастью, тот заявил, что во взгляде моих глаз нет ничего недоброго и старосте надлежит во всем мне помогать, а по прибытии в Бенгелу он увидит, что у меня щедрая рука. Этому скрытому призыву к моей щедрости нельзя было противиться, да я и не мог ощутить ничего, кроме благодарности к колдуну за его благоприятное суждение обо мне, когда я состоял под подозрением. Итак, я дал ему кусок сукна из скудного своего запаса, который сократился теперь до четырех ярдов.
Тогда брат проводника, выразившего решимость остаться для ухода за больной, вызвался провести нас к Бенгеле, но ему нужно было приготовить себе продовольствие.
Вождь Лунги по имени Меньи Хомбо был в свое время помбейру у сеньора Гонсалвиша. И хоть он прекрасно знал о моей неспособности как-то отдарить его за выказанную любезность, он был очень гостеприимен» ежедневно принося нам пиво и подарив мне козу помимо еще одной для моих людей.
Здесь я получил неприятное известие, что письма и карта, которые я отправил вперед, не доходя Бие, сейчас были недалеко от меня. Оказалось, что, когда документы прибыли в Комананте, Мануэл сразу же отослал их Жуану, который поручил их двум скороходам для доставки на побережье. Эти достойные люди прибыли в деревню рядом с Лунги примерно за две недели до меня, но, повстречав нескольких дружков, только что возвратившихся из Бенгелы с большим запасом агуардиенте, остались там с ними. По их мнению, таким случаем не следовало пренебрегать; и с момента своего прибытия они проводили время в состоянии непрерывного опьянения. Я немедленно послал за письмами, и мне посчастливилось получить их назад. После этого опыта я заключил, что лучше будет быть самому себе почтальоном.
За время пребывания в Лунги случилась мало достойного упоминания. Главным занятием людей было изготовление одежды сколько-нибудь единообразной формы для вступления в Бенгелу, и мне приходилось зорко следить за ними, так как они весьма склонны были к тому, чтобы увильнуть от своей работы, а материал, что я им выдал, пустить на выпивку.
В один прекрасный день, когда я писал у себя в хижине, я с удивлением услышал, что в лагерь явился белый человек и желает меня видеть. Я не мог себе представить, кто бы это мог (быть, так как мне рассказывали, что в стране нет белых торговцев, за исключением Жуана и Гонсалвиша.
Оказалось, что посетитель мой — молодой португалец, который вместе с двумя компаньонами прибыл сюда торговать, получив в Бенгеле немного товаров в кредит. Однако его партнеры столь жестоко поссорились, что от слов перешли к делу, и один из них, ударив ножом и убив другого, сбежал со всеми товарами, а этого парня оставил ни с чем.