Теперь тот находился «в закладе» у вождя деревни, где он оставался, и ему не разрешалось уйти, поскольку купец, который авансировал товары для первой попытки, отказался предоставить ему что бы то ни было еще, пока должник ему не заплатит. Это насильственное задержание не очень беспокоило португальца, ибо туземцы его содержали с удобствами и хорошо за ним присматривали, и не заметно было, чтобы он имел какое-то желание быть извлеченным из заклада.
Наконец баилунда заготовили свое «продовольствие» но, так как вождь Лунги сказал им, что на следующий день состоится важное празднество, они отказались выйти, стремясь получить свою долю в обусловленном обычаем круге потребления помбе.
Я пошел посмотреть это действо и под огромным баньяновым деревом во внешней части деревни обнаружил в полном разгаре пение, танцы и выпивку. Мужчины и женщины танцевали вместе, их неприличные движения сопровождали непристойные песни, и вся сцена была вольна почти до невероятия.
Вождь, который был сравнительно трезв, пребывал во внутренней усадьбе, затененной большими деревьями и бесплодными бананами вроде тех, что были в ставке Каньомбе. Одна сторона усадьбы доходит до вершины почти отвесного спуска, откуда открывается очаровательный вид. Вождь сообщил мне, что, вследствие того что побывал на службе у Гонсалвиша, он не имеет желания присоединяться к оргиям — таким, как те, которой я был свидетелем; но добавил, что бессилен их предотвратить, потому что, если людей лишить их выпивки и танцев, они бы взбунтовались и убили своих правителей.
У меня было много хлопот с выходом отсюда, поскольку многие мои люди страдали от ревматизма и опухших рук и ног, что вызвано было сыростью и холодом. Бедный малыш Джеко и мужчина по имени Якути не в состоянии были ходить, и пришлось устраивать носилки для их переноски.
Почти сразу же после выхода мы попали на скалистые холмы, среди которых мчались по своим неровным руслам бурные ручьи с водопадами высотой от 20 до 30 футов; хрустальная вода сверкала в солнечных лучах, падая со скалы на скалу. Большие древовидные папоротники росли по берегам, а среди кустов встречались мирт и жасмин; в сырых же расселинах скал расцветали разнообразные красивые папоротники, похожие на адиантум[244] и прочие нежные сорта.
По мере того как мы продвигались дальше, пейзаж делался все красивее, и в конечном счете мне пришлось остановиться и предаться наслаждению тем видом, который открылся передо мной. Я ограничусь тем, что окажу: ничто не может быть более прекрасным, чем эта зачаровывавшая картина, этот взгляд на рай. Описать его было бы невозможно. Ни поэт со всем богатством словесной образности, ни художник, даже сверхъестественно гениальный, не смогли бы пером или карандашом воздать должное стране баилунда.
На переднем плане лежали поляны — в лесистой чаще их сменяли небольшие холмы, увенчанные рощами и крупных деревьев «английского» вида, которые дают приют деревням с желтыми соломенными крышами; виднелись шамбы, или поля, со свежей зеленью молодых растений и живо контрастирующим с ней красным цветом свежевзрыхленной почвы, сверкающие на солнце быстро бегущие ручьи. А дальше — горы с бесконечным и приятным разнообразием форм, постепенно исчезающие вдали, пока не сольются с голубизной неба. Наверху плыли кудрявые белые облака. В воздухе раздавались, нарушая тишину, жужжание пчел, блеяние коз и крики петухов.
Когда я лежал под деревом в беспечном созерцании красот природы в этом излюбленнейшем ею месте, всякие мысли об еще предстоявших трудах исчезли у меня из головы. Но от моих прекрасных грез меня грубо пробудило появление груженого каравана с ворчащими, орущими и сгибающимися под своей ношей людьми. Так мечты о волшебной стране были рассеяны, и возвратились реальности моего труда с его усилиями и заботами.
Этим вечером мы устроили лагерь в лесу. Свободное пространство пришлось буквально вырубать из массы сладко пахнущих лиан, которые увешивают деревья.
Здесь я вновь разделил караваи на две части, поскольку необходимо было нанести визит Конго, вождю баилунда, в Камбале, а мне сообщили, что было бы неполитично явиться в сопровождении всех своих людей. Поэтому я отобрал четверых моих, включая Джуму и Мануэла, и начальника носильщиков-баилунда с тремя его ближайшими помощниками, а остальному отряду предоставил идти по прямой дороге к следующему лагерю, давая таким образом инвалидам, число которых упорно возрастало, два коротких перехода и хороший отдых.
Камбала расположена на скалистом холме посреди лесистой равнины, окруженной грядами холмов. Вход в селение находится на гладкой гранитной плите, затем через два или три палисада нас «провели в огороженное место, где стояли четыре хижины, каковыми нам и предложили воспользоваться.
Хижины прилепились к скалам самым диковинным способом: используется любой выступ, на котором можно строить. Таким образом, ближайший сосед обычно оказывается либо у вас над головой, либо под ногами. Из трещин растут довольно крупные деревья, рядом с хижинами посажен табак, а палисады покрыты цветущими лианами.
Несколько главных советников Конго приветствовали нас по прибытии, но задача развлекать легла главным образом на плечи жены премьер-министра; сам он отсутствовал по важному делу. Хозяйка наша принесла для моих людей много каши и сушеной саранчи, а несколько жителей, придя к нам с визитами, доставили каждый по горшку помбе.
Я стремился получить у короля Конго аудиенцию пораньше, а также и уладить дело подходящим подарком. Я принес было для него винтовку, но люди короля благоразумно предпочли бывшую у Мануэла старую кремневку; за нее я и отдал тому снайдер. Дворцовые служащие устроили так, что я должен был бы увидеть короля на следующий день, но мне удалось отклонить эту задержку, и свидание наше было назначено на послеполуденное время.
Когда настал час приема, нас отвели на самую вершину холма, где на небольшой ровной площадке располагаются хижины короля и его главной жены. Позиция эта неприступна со всех сторон, кроме той, с которой мы подходили, и окружена тяжелым палисадом. По пути туда мы прошли не меньше 13 рядов палисада, а тропа в некоторых местах была так крута, что нам пришлось воспользоваться руками, чтобы по ней вскарабкаться.
Непосредственно перед тем, как подойти к королевской усадьбе, мы остановились около открытой хижины с большим колоколом, в который люди, стоявшие на страже, позвонили, дабы дать знать о нашем прибытии; там мы подождали, пока от Конго не было получено разрешение идти дальше. На этом посту караул несут днем и ночью, чтобы не дать кому бы то ни было приблизиться без надлежащего предупреждения. И этот же пост — арена, избранная для казней, каковые раньше, как я слышал, были довольно часты, хотя варварская практика калечения здесь и неизвестна.
Спустя некоторое время мы получили разрешение войти в королевскую резиденцию и обнаружили несколько скамеек, размещенных вокруг древнего кресла, которое служит троном короля Конго; в эту группу поместили и мой стул.
Затем вошел Конго, одетый в поношенную и сильно вылинявшую униформу, с огромной потрепанной треуголкой на голове; так как был он весьма стар и находился под сильным воздействием напитков, ему помогали идти и усаживали на трон. Я вышел вперед и обменялся с ним рукопожатием, но очень сильно сомневаюсь в том, чтобы он имел ясное представление, кто бы мог быть этот посетитель.
Несколько сановников начали беседу со мной, заметив, что все, что они говорят, надлежит понимать как собственные слова короля; но в действительности его голос имеет весьма мало веса в делах. Как обычно, они утверждали, что Конго — величайший вождь в мире. Подведя меня к проему в палисаде, чины двора заявили: окружающая страна пребывает-де под властью Конго. Они указали на несколько деревень, рассыпанных по лежавшей у наших ног равнине, как на те деревни, которые снабжают жителей Камбалы продовольствием. Ружье было затем преподнесено в надлежащей форме, и мы распрощались.