Молодой охотник, возвращающийся из поиска своей мечты (vision), получает новое имя, благодаря которому он будет узнаваем в картинах своего воображения. Именно благодаря его искреннему стремлению воплотить свою мечту, он находит взаимоотношение с теми, кого оставил позади, когда он искал себя в дикой природе (wilderness). Кэмпбелл видит возможность нашего возрождения (обновления) в архетипе охотника-шамана:
То, что всем нам требуется духовно или материально, — это прежде всего лишенная страха самодостаточность нашего шаманистского наследия, а не боязливое благочестие неолитического человека, ведомого священником. Те из нас, кто никогда не осмелились бы быть титанами, но лишь послушными детьми, верно следуя всем повелениям Зевса или Яхве, или Государства, обнаружат теперь, что сами эти повеления являются в какой-то степени переменными условиями, меняющимися со временем. Так как нарушенный цикл, круг есть мандала истины. [43]
Пример жизненного пути охотника и его связь с шаманистским опытом существует в индейской культуре отстоящей далеко от культуры юго-западной Соноры, — у индейцев Наскапи в Лабрадоре. Из известного нам ясно, что Наскапи являются охотниками за пищей и охотниками за жизнью души. При этом то, за чем охотятся Наскапи, называется Мистапео (Mista'peo), "Великий Человек" внутри. Великий Человек переводится как душа или эго, хотя оба эквивалента не вполне удовлетворительны. Было бы более точнее рассматривать "Великого Человека", как архетипический образ Самости, гораздо большую личность внутри, являющуюся как личной, так и сверхличной, как человеческой, так и священной, божественной, и которая пытается стать действенной, «быть» через нас самих. Великий Человек обитает в области сердца — вспомним "путь сердца" дона Хуана, — и оказывается ответственным за сновидения:
Великий Человек обнаруживает себя в сновидениях. У каждого индивида есть свой Великий Человек, и, соответственно, имеются сновидения. Те, кто относится к своим снам серьезно и с должным вниманием, обдумывая их, пытаясь по секрету истолковывать их смысл и проверять их подлинность, достоверность, могут наладить более глубокую связь с Великим Человеком. Последний вознаграждает такого человека большим количеством снов более лучшего качества. Следующим обязательством для индивида является следование указаниям, получаемым в сновидениях, и воплощение образов сновидения в искусстве. [44]
Этот короткий абзац о Великом Человеке суммирует существенные элементы психологического отношения и переживания охотника-шамана. Охотник преследует Великого Человека; он охотится за бессознательными образами, которые открывают ему, кто он есть и что значит для него быть в собственной всеобщности.
Уделяя уважительное внимание этим образам, пытаясь их понять и действуя на основе своих выводов, мы развиваем более тесное взаимоотношение с внеличным и объективным центром личности, источником мудрости. Наши усилия вознаграждаются большим количеством лучших по качеству сновидений, и, соответственно, более глубинным раскрытием богатства психического. И, как мы уже видели, мы несем этическую ответственность — почитать то, чему мы учимся.
Наконец, в описании Наскапи существует один новый элемент. Это предписание, повеление дать творческое выражение сакральному, священному. Приведенный ниже рисунок охотника Наскапи, изображающий Великого Человека, поясняет, что Великий Человек является выражением целостности и завершенности, то есть психической интеграции. [45]
Мандалическое представление этого образа, символизирующее дифференцированность (многообразие) личности, формализовано геометрически с помощью четырех или восьмикратных элементов. Равновесие элементов, в свою очередь, выражает успокоенность, сдерживание и гармоническую интеграцию разнообразных и противоречивых аспектов личности — света и тени, духовного и земного, сильного и уязвимого. Круговая форма бережет внутреннее переживание множественности и единства, и ритмичности движения к центру и от центра. В широком смысле, мы видим в этой мандале сотворение центрального ядра и расцвет целостной личности.
Люди, следующие своей внутренней жизни, анализируя ее или нет, часто ощущают необходимость объективизации сновидения или видения с помощью живописи, скульптуры или другой формы творческого выражения.
Юнг, например, рисовал или вырезал на камне образы своего внутреннего переживания. Точно так же, как он зарисовывал мандалы еще до того, как постигал их полный смысл, Юнг начал сооружение своей Башни в Боллингене, не имея понятия, что это может быть, «конкретизацией» его собственного процесса индивидуации.
Постепенно, через научную работу, я смог утвердить свои фантазии и бессознательные образы на твердой основе. Слова и бумага, однако, казались мне недостаточно полновесными; требовалось что-то еще. Выражения своих внутренних мыслей и приобретаемых знаний мне пришлось добиваться с помощью камня. Или, иными словами, мне пришлось исповедаться в камне. Так началась Башня, дом, который я построил для себя в Боллингене. [46]
До сих пор я говорил об охоте психологически, как о поиске кем-либо своего личностного мифа или смысла. Возможно, что в процессе такого поиска мы охотимся также и за энергией. Если наша сознательная энергия находится на низком уровне, то мы также обращаемся к сновидениям, фантазиям и активному воображению, чтобы найти образ бессознательного содержания, в котором заключена наша энергия. В "Мифах творения" Мари-Луиза фон Франц дает нам интерпретацию динамики творческого процесса. В этой книге она описывает потерю энергии, связанную с творческим настроением или появлением какого-то нового содержания из бессознательного:
В индивидуальном случае это, главным образом, то, что мы называем "понижением ментального уровня" (abaissement du niveau mental), который обнаруживается весьма часто перед тем, как важное бессознательное содержание пересечет порог сознания. Отчасти это феномен энергетический. Представьте, что важное содержание, обладающее большой энергетической нагрузкой, находится на пути к пересечению порога сознания. Когда оно приближается к эго-комплексу, то притягивает из него энергию-либидо, поскольку, подобно массе частиц, оно воздействует на другие частицы — и это содержание поэтому притягивает либидо из эго, заставляя его чувствовать себя обессиленным, усталым, тревожным, подавленным до тех пор, пока это содержание не прорвется. [48]
В охоте за бессознательным мы должны быть готовы менять направление, следовать своей интуиции, возвращаться по своим следам, искать знаки, отметки, чувствовать изменение и следовать за колебаниями энергии.
Часто во время аналитического процесса тот или иной комплекс делает невозможным анализ сновидений, и человек должен вначале поохотиться и определить сам конфликт, место, в котором сознательная энергия попала в ловушку. Это не относится к ситуации, в которой человек оказывается в очевидном кризисе, но лишь к более тонким моментам, когда возникает ощущение, будто что-то не так или что-то пропущено. Например, человек вносит вопрос о сновидениях и пытается на них сфокусироваться, чтобы избежать своих чувств к аналитику или скрыть какую-то беспокоящую его тайну; тогда необходимо скрупулезно охотиться за самим непосредственным объектом внимания и источником эмоции или энергии. Или же работа может выглядеть на поверхности хорошо выполняемой, но оказаться при этом предметом разрушающего влияния полуосознаваемых эмоционально окрашенных предположений. Такими предположениями могут оказаться: "Да, но моя жизнь в действительности никогда не изменится", "Это интересно, но это всего лишь теория, и я не могу принять ее достаточно серьезно", или "Я уверен, что мной вы не интересуетесь".