И вдруг я поняла, в чем было дело. Я всего лишь позаботилась о нем, не прося ничего взамен. Он же сам мне об этом и говорил. Я подобрала его в лесу, спасла, находила ему ночлег, давала еду, лечила. И ни разу не говорила, что он должен мне что-то за это. А он, привыкший заботиться о себе и своей сестре сам, попросту не получал этого от женщин вокруг себя.
- Ты влюбился меня из-за того, что я о тебе заботилась? - напрямую спросила я. Маркус удивленно хлопнул на меня глазами, а затем со вздохом обнял.
- Я не хочу в этом признаваться...
- В чем? - удивилась я, осторожно обнимая его в ответ. Мне показалось, что если разговор продлится еще немного, то Маркус расскажет мне то, что его глодало длительное время.
- В том, что ты смогла мне дать то, чего мне всегда не хватало. Вокруг меня было столько женщин, но их интересовали лишь моя внешность и мое положение, им было плевать на меня. Но я не мог отказаться от того, что они предлагали взамен на наигранный интерес во мне, я на самом деле слаб и падок на женщин. Но когда я осознал, что вижу в тебе то, что бессознательно всегда искал, то понял, что у меня не хватит сил отпустить тебя...И ты... ты вернулась ко мне. Сейчас, когда у меня ничего нет, и я никто. Ты все равно пришла, я не мог поверить своим глазам, когда увидел тебя в дверях...
Я неловко улыбнулась, прижимаясь к Маркусу. Он такой странный. Зачем же было делать и говорить мне всякие гадости, если можно было сразу же сказать все, как было? Он неожиданно отпустил меня и тихо прокашлялся, отводя глаза.
- Нам бы пора спуститься вниз, переговорить с хозяевами да собираться уходить.
- Да, конечно, - пролепетала я рассеянно. - Может, у них найдется какая-нибудь обувь для меня...
- Наверняка найдется, - улыбнулся Маркус, открывая передо мной дверь и пропуская в коридор.
Мы пошли на голоса, раздававшиеся из глубины дома, и вышли на освещенную солнечным светом кухню. На табуретке сидел тучный седой мужчина, задумчиво читая крайне потрепанную книгу. У плиты, на которой что-то шкварчало и булькало в двух совершенно черных казанках, стояла такая же седая пожилая женщина с короткой стрижкой, одетая в длинное голубое платье свободного кроя. Она обернулась на наши шаги и, поправив круглые очки, улыбнулась так, что могла бы затмить солнце, заглядывающее на кухню сквозь старые занавески.
- Ох, ты наконец-то проснулась! - она начала суетиться активнее, а мужчина, сидящий на табуретке, шумно кашлянул низким голосом. - Да вы проходите, садитесь, сейчас будем завтракать!
- Доброе утро, - смущенно выдавила я из себя, улыбнувшись ей.
- Доброе, доброе, - махнула она на меня руками, начав доставать с чуть покосившей полки посуду.
Маркус усадил меня на один из табуретов без спинки и сел рядом со мной.
- Меня зовут Лионелла, это мой муж, Генри.
Мужчина кивнул и, облизнув палец, перелистнул страницу книги. Я бросила взгляд на ее обложку, но она была такой затертой, что я не смогла разобрать название.
- Я Никки, - представилась я, - спасибо большое, что впустили нас. Хоть я этого и не помню, - улыбнулась и пожала плечами.
- Нам не накладно было, - ответила Лионелла, ставя передо мной и Маркусом по тарелке с дымящимся жарким. Я проглотила голодную слюну и взглянула на своего спутника. Он благосклонно улыбнулся мне, беря со стола ложку.
- Так неловко, что мы пользуемся вашей добротой, - произнесла я, следуя примеру Маркуса и начав жадно поглощать угощение.
- Все нормально, - успокоила меня Лионелла, садясь напротив за стол и подпирая голову рукой. - Мы давно уже живем вдвоем, да и в селении людей осталось мало, одни старики. Вся молодежь, и наши дети, поуезжали в крупные города. А так, хотя бы вы скрасили наше одиночество.
- Откуда, говорите, вы явились? - подал, наконец, голос хозяин дома.
- Генри! - попыталась осадить его жена. - Дай люди поедят спокойно!
- Мы шли из Вайона, - ответил за меня Маркус. Я благоразумно промолчала, поскольку он наверняка уже рассказывал эту историю частично, и я могла сломать ее, если бы ляпнула что-то невпопад. - Но заплутали по пути и наткнулись на разбойников. - Я едва не вздохнула. Маркус воображением не отличался, и любую передрягу сразу же списывал на разбойников.