Выбрать главу

«Ага. Ветер и свобода – что может быть лучше для дракона? Вот только произносить это имя как-то неудобно. Может ты что посоветуешь?»

«Вот прямо так, с наскока? Точно нет, - мысленно отозвалась я. – Но могу подкинуть пару схожих по смыслу имён».

«А именно? - тут же пришла волна заинтересованности от драконицы».

«Илирэ, к примеру. В переводе это имя вроде означает «свободная». А если говорить о ветре, то подойдёт имя Эра».

«Мне ни одно не нравится! Не говоря уже о том, что не понятно, какой будет результат слияния этих имён! Илиэра, Эилирэ… Так, что ли?»

«Выходит, что так. Если ты, конечно, хочешь себе имя, в котором будут упоминаться и свобода, и ветер вместе».

«А ты что, можешь посоветовать что-то другое?» – обижено рыкнула моя крылатая половина.

«Конечно! Мне нравится имя Алира. Оно звучит немного похоже на Айли'эре, но вот смысл имеет несколько другой».

«Да? И какой же?»

Я наморщила лоб, припоминая, что знала об этом имени, после чего сообщила:

«Его можно перевести как «дитя своего народа». Тебе, единственному сумеречному дракону на Гелиане, должно подойти!»

«Хм, дитя своего народа… Дитя сумеречных драконов», - донеслось до меня едва слышное бормотание. – А знаешь, в этом определенно что-то есть.

Я улыбнулась, услышав последний комментарий, и оставив драконицу дальше решать вопрос выбора имени самостоятельно переключила свое внимание на шедшую среди скал дорогу. А последняя между тем всё продолжала уводить меня, Сол и Онора куда-то вверх, на гору. Интересно, куда, в итоге, она приведет, и как долго ещё предстоит подниматься?

Ответ на этот вопрос я получила даже раньше, чем предполагала. И нескольких минут не прошло, как тропа вдруг резко вильнула вправо, и мы трое вышли на большую, абсолютно ровную (как стол), площадку, которая будто бы зависла где-то посередине между небом и землей. А помимо этого, стоило мне на нее шагнуть, сразу же возникло ощущение чужого взгляда на коже: тяжелого и шедшего, казалось, отовсюду. Божество зарифов явно не дремало, и похоже зорко бдило за тем, кто пришёл вознести ему хвалу.

Эту последнюю пришедшую в голову мысль я, впрочем, обдумать не успела, потому что Сол снова, как уже делала это недавно, ухватила меня за руку и потянула вперед.

Я последовала за ней, и когда мы приблизились к основной массе собравшихся людей, отметила, что мужчины и женщины расположились по разные стороны от центра площадки, где, по-видимому, и будут происходить выступления прекрасной половины народа зарифов.

Границей же импровизированной сцены служили выложенные в круг гладкие камни, напоминающие гальку, но размером с кулак взрослого мужчины. По левую и правую стороны круга, если смотреть от входа на плато, пылали два ярких костра – по одному для женщин и мужчин, а посадочными местами им служили гладко отесанные стволы тех самых пальм, которые росли внизу.

Что же до музыкального сопровождения, под которое дамам предстояло танцевать, то это ожидаемо оказались барабаны. Всего их я насчитала семь: шесть из которых были небольшими и потому зарифы держали их на коленях, а один стоял на земле, так как его габариты как минимум в четыре раза превышали размеры остальных ударных инструментов. Также я заметила, что у кочевников, сидящих в первых рядах, в руках имеются бубны, размеры которых также различались, как и барабаны.

- Сейчас будет традиционная речь шамана, а потом начнется сам праздник, - тихо шепнула мне на ухо Сол, когда мы с ней устроились на стволе дерева, что находился на «дамской» половине и возле самой границы круга из камней.

Кивнув, давая тем самым понять, что приняла к сведению сказанное, я отыскала взглядом Онора и увидела, что тот стоит чётко посередине между «мужской» и «женской» половинами зрительских мест, держа в руках резной посох. Глаза старика были прикрыты, а губы беззвучно шевелились, будто тот нашёптывал какую-то молитву.

И продолжалось это до тех пор, пока вокруг не воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в кострах. Тогда шаман зарифов поднял своё ритуальное орудие, а затем с силой впечатал его в землю, отчего по последней прошла ощутимая вибрация. Это оказалось настолько неприятно, что захотелось поджать ноги. Однако никто ничего подобного не сделал и даже не шелохнулся, так что мне тоже пришлось сидеть смирно.

К счастью, затягивать с началом своей речи Онор не стал, но вот понять, о чём он говорит, я смогла далеко не сразу. Слова оказались не на всеобщем языке, а на наречье самих зарифов, которое было мне неизвестно.