Annotation
Желание бросить все и уехать иногда толкает нас на необдуманные действия
Шмелев Степан Викторович
Шмелев Степан Викторович
Пересекая границу
...начинаю потихоньку, практически незаметно сваливать, с сожалением думая о возвращении. С сожалением, потому что хочется уехать, выскочить за рамки повседневных пейзажей и разговоров о том, как складывается жизнь чужих людей, без которых будет невыносимо грустно не пройдет и недели... я осмелюсь предположить, что грусть эту смогу терпеть года два, не больше. Нет, я в этом уверен, не больше двух лет. За столь короткий срок я не смогу привыкнуть, не смогу выучить языки и мне наскучат пейзажи, которых я еще не видел, и не важно какие они будут, пляжи или пустыни, джунгли, горы или мегаполисы, захламленные музеями, костелами, и ресторанами быстрого питания. Мне все это не интересно. Есть только желание почувствовать, то что ощущали моряки, рубившие канаты в шторм, когда уже были неспособны поднять якорь со дна. Ощутить, как мое судно кренится и вырывается на свободу, в открытый океан, где пресная вода льется только с небес, а млекопитающие настолько большие, что если представить их одинокое сердце, то через аорту может вбежать внутрь полого органа трехлетний ребенок. Может быть судно выбросит на рифы, тогда эта история не будет иметь мучительного продолжения, но на это рассчитывать глупо, даже если шторм сильнее чем обычно.
Я ни на что не рассчитываю. У меня нет предвкушения и предпочтений. Пока расцветает ощущение позорного побега - этим надо воспользоваться. Продать все, что возможно продать, раздарить все то, что не купят, но с радостью заберут, и выбросить все то, что будет напоминать обо мне тем, кто вряд ли захочет вспомнить события, объединяющие нас.
Были такие?
Мне тяжело. Боюсь ошибиться, как в людях, так и в вещах. Я перебираю, мну их в руках. Швыряю, будто бы проверяя на прочность. Поэтому невостребованные остатки, барахло предыдущих дней - все это окажется на свалке. В этом я хочу быть уверен. Заведомо неликвидный товар режу на куски. Мелкими полосами фотографии. Я не заглядываю в лица. Черно-белое прошлое падает в картонную коробку из-под бумаги. Фотографии хорошего качества, ничуть не побледневшие. Четкие. Детство. Бабушки огород. Продан. Не мной. Если летом подойти к забору, огораживающему его, на тебя будут смотреть как на чужого, если прийти зимой, тащиться по глубокому снегу, не встретишь у калитки никого. Значит, зимой я могу на том клочке земли делать все что вздумается, но в этом нет никакого смысла. Все что потеряло смысл - мое.
- Я звоню по объявлению. - говорит мне знакомый голос из телефонной трубки.
- По какому именно? - пытаюсь уточнить я.
- Вы продаете машину?
- Продаю и не торгуюсь, и не только машину.
- Интересует только машина. - голос уверен в своем выборе. - За триста отдаете, я правильно понимаю?
- Да.
- Посмотреть.
- Когда вам удобно?
- Я бы подъехал часика через два. Подъезжать по адресу, указанному в объявлении?
- Да. - вешаю трубку. Пытаюсь вспомнить чей же это мог бы быть голос. Перелистываю образы. Совпадений нет. Похоже на розыгрыш, пустой, бестолковый и несмешной. Ждешь неизвестного человека, обладателя знакомого голоса, а он не приходит, как собственно и его деньги. Забыл взять номер телефона покупателя, чтобы была возможность перезвонить. Ждешь, когда он опаздывает, и думаешь вот- вот должен явиться. В этот момент кто-то дозванивается, строго спрашивает: "Вы продаете машину? Я бы взял, но мне надо быть уверенным что вы ее никому не продадите. Еду из другого города. Выезжаю сейчас, буду завтра утром! Выезжать?". Пытаясь предать голосу уверенности, объясняю, что скоро должен явиться клиент, просто он опаздывает и если с ним не получится договориться, то стоит лучше выехать завтра и быть здесь послезавтра. Раздраженно вещают трубку, не справляясь со своей собственной срочностью.
Первый кто звонил и говорил со мной знакомым голосом так и не пришел, тот, кто позвонил пока я ждал, не стал перезванивать, но еще и еще звонили, и приходили люди с такими же знакомыми голосами как у первого. Бормотали неуверенно, но на повышенных тонах, про царапины и геометрию кузова, про пробег и замену масла и неродной китайский бампер, а я твердил "триста...триста...триста...". Сошлись на двухсот пятидесяти пяти и на одну проблему в моей жизни стало меньше.
Относить свои книги в государственную библиотеку странно. Здесь просто нечего добавить. Единственное, о чем успел пожалеть, о том, что уже продал машину, попутно вспомнив, кухонную посуду, бытовую технику и излишки шмотья от которых тоже стоит избавиться как можно скорее, но сейчас меня занимали книги, с которыми не познакомившись прощался, испытывая исключительно удовольствие. Книги сами по себе тяжелый предмет, особенно когда их много, особенно когда они связаны в литературные снопы: грязными бинтами, бечевками или малярным скотчем. Снопы перевожу на такси, довожу таксиста до белого каления, а он в свою очередь накручивает счетчик пока я гружу книги в багажник внутрь салона, попутно говоря ему: - Не так уж и много книг осталось. Придется съездить еще раза три не больше. Возможно четыре. Пять максимум!
В ответ мне послышалось, что он назвал меня "Сукой!". С легким приглушенным цоканьем прошипел под нос.
Улыбаюсь. Потому что понимаю. Идти от моего дома до библиотеки пьяным медленным шагом, придерживая стены зданий и заборы палисадников минут семь. Погрузка и разгрузка литературы требуют гораздо больше времени и это время моего водителя и время это умирает в простое. В эти минуты мне немного стыдно от того ощущения что я издеваюсь над более слабым и готов ему еще за это заплатить, а он готов принять эти деньги потому что не может сказать своему клиенту: "Нет", "Хватит", "С меня довольно". Он просто набивает цену и постоянно согласовывает со мной, каждый раз, когда я открываю или закрываю дверь его желтого автомобиля. Так сейчас делают все менеджеры. Так делают все...убеждаются в платежеспособности того, кто рядом... и это нормально. Просто люди хотят обезопасить себя, хотят быть уверенны. Я это уважаю, поэтому соглашаюсь и бегу.
Конечно, выбросить все обошлось бы мне гораздо дешевле, но удовольствия меньше. Ритуальное прощание с пожитками, будоражит воспоминания...иногда приятные. Они поблескивают среди разного хлама памяти, и их приходится выцарапывать, вытаскивать и поднимать на поверхность. Иногда, словно подводный айсберг, они, подчинившись моей воле, всплывают на поверхность и удивляют своей чистотой и прозрачностью, но тут же тают от бледных солнечных лучей, просачиваются сквозь пальцы смешиваясь с грязью. Руки высыхают. Я наношу на кожу увлажняющий крем.
Библиотекарша, младший сотрудник библиотеки, кладовщица или бухгалтер...я не знаю должность этого человека. Женщина. Пытается быстро забить себе в планшет все что я разгружаю и выставляю в холле. Где-то корешки книг читаются хорошо, где-то буквы полностью стерты. Странно, но факт, я читал больше книг тех, которые убило, но не похоронило время. Любопытство затаскивало меня внутрь безликого переплета, потому что, единственное, что меня могло заинтересовать, это невозможность предсказать сюжет по обложке, а отбрасывать начатые книги было не в моих привычках. Недочитанная - оставляла пресное ощущение незавершенности, измены, и отброшенной надежды, о которой я всегда почему-то боялся пожалеть, хотя возможность вернуться всегда была рядом. В книгах полно разочарования, но не в каждой, меньше в тех что не прочитаны...так же все и с людьми.
А если книга уходила, исчезала, то магазины продавали их в переплетах, мягких, твердых, пахнущие типографской краской, изданных по частям, с картинками и без, но шрифт был не тот... от тех изданий что разбросаны по магазинным полкам, веяло формальностью. В книгах изменился шрифт, он потерял красоту, утонченность, объем и смог повлиять на содержание. Стало проще, суше и как-то более хрупко...все.
Заплатил, громко хлопнув дверью автомобиля, отпустил таксиста. Меня отпустили поблагодарив. Дверь на толстой пружине захлопнулась за моей спиной сама.