Я настаивала на чисто дружеских отношениях, а бедный Толя, как ни старался, не мог справиться со своими чувствами. И опять я услышала то же отчаянное объяснение в любви.
Я знала, что я в него не влюблена, но если бы он мог предложить мне где-нибудь в мире тихую и безопасную гавань, то я, возможно, вышла бы за него замуж, и даже с радостью. Семья его вскоре уехала из Тяньцзиня и поселилась в Гонконге. Недавно мне сказали, что Толя стал врачом и теперь живет в Израиле.
Не имея подруг своего возраста, я стала постоянной спутницей своей матери и сопровождала ее на множество общественных мероприятий. Одна из маминых приятельниц, Матильда Генриховна Зиссерман, сильно повлияла на мою жизнь. Она была родом из Вены, но вышла замуж за русского. У них было четверо сыновей, учившихся в то время в Европе, и дочь-подросток. Ее муж поехал в Европу с младшим сыном, чтобы помочь ему устроиться в школе в Вене, и теперь никак не мог вернуться в Тяньцзинь.
По-русски Матильда Генриховна говорила с сильным акцентом, но была великолепной рассказчицей. Я рядом с ней, затаив дыхание, слушала рассказы, переносящие меня в другой мир — блестящий мир довоенной Вены. Она родилась в богатой культурной семье, и за ней ухаживали многие известные молодые люди ее времени — поэты, артисты и музыканты. Она даже была знакома с Зигмундом Фрейдом. Очень красивая и умная, она покоряла мужчин, появляясь в опере или танцуя на балах. Влюбилась же она в русского офицера, вышла за него замуж и последовала за ним в Санкт-Петербург.
Матильда Генриховна прекрасно чувствовала себя в петербургском высшем свете, общаясь по-французски или по-немецки, однако решила во что бы то ни стало выучить и русский язык. Когда они переехали в имение мужа недалеко от Тулы, по соседству с имением Льва Толстого, она задалась целью перед встречей со знаменитым соседом прочитать его книги в оригинале. При ее уме и упорстве ей это удалось. Матильда Генриховна не разделяла убеждения Толстого, что следует вести простой трудовой образ жизни и не гоняться за земными удовольствиями. Она в этом не видела никакого смысла и с жадностью наслаждалась всем, что предлагала ей жизнь. Но, увы, недолго. В 1914 году муж ее отправился на войну, и она оказалась отрезанной от своей семьи в Австрии. Революция и Гражданская война лишили ее имения и всего имущества. После победы Красной армии семья добралась до Харбина, разделив судьбу тысяч обедневших эмигрантов, а потом переехала в Тяньцзинь.
Разговоры с Матильдой Генриховной придавали мне смелости. Я видела, что можно не просто выжить при смене культурного пространства, но и найти в этом вызов своим силам, принять его и даже обновляться и обогащаться с каждой новой переменой.
«Это возможно, — говорила она твердо, — если ты не замыкаешься в себе, если ты слышишь, видишь, чувствуешь мир вокруг себя, если ты открыта новым впечатлениям и впитываешь их себе на пользу.
Конечно, — добавляла она, — надо стараться избегать скучных, глупых людей. Они обедняют все, к чему прикасаются ».
Я стараюсь следовать ее мудрым словам до сего дня.
Снова я встретила Матильду Генриховну в Лондоне после Второй мировой войны. Она соединилась с мужем и жила теперь с дочерью и внуками. Один из ее сыновей поселился в Новой Зеландии, и после смерти мужа она переехала к нему. Последний раз я видела ее в Нью-Йорке в 1961 году, где она остановилась по пути в Новую Зеландию. Ей было уже сильно за восемьдесят, но она сохранила живость и интерес к окружающему миру и по-прежнему рассказывала любопытнейшие истории. Когда я сама наконец попала в Новую Зеландию, я пыталась представить, как она там «впитывала» новые впечатления и обживала новый для себя мир.
Незадолго до кончины нашего «Китайского вестника» мне дали «задание» — поехать в Пекин и написать статью о китайских студентах и их отношении к Новой китайской политике Чан Кайши. Как раз тогда генерал порвал с коммунистами и пытался объединить страну под лозунгом Новой китайской политики, ставящей целью развитие страны через индустриализацию, сотрудничество с Западом и постепенную демократизацию.