Улька похудела. Не сильно, но Андрей сразу заметил. И хотел спросить, с чем это связано, но не стал, припомнив, что она вообще ест, как кошка.
Да уж, теперь точно оба лишний раз подумают прежде, чем решат осчастливить другого звуком своего голоса…
Она немного нервничала, особенно это было заметно в машине. Ежилась, разве что по сторонам не косилась. И молчала. Даже понимание, с чем это связано, не снимало глухого раздражения по этому поводу. Как тогда, когда только начали общаться. А теперь и вовсе оно было каким-то настораживающим. С другой стороны, подходящих случаю слов он все равно подобрать не мог, так что уж лучше просто уютно помолчать. Вот если бы только пропало это ощущение отстраненности и настороженности, стало бы вообще замечательно. Вроде, и не демонстрировала ничего такого, но на уровне инстинктов читалось предельно четко, что трогать её не надо. Во всех смыслах. Свернулась, как еж, колючки выставила, но и нос среди иголок торчит. То ли от любопытства, то ли ещё из-за чего-то.
Но поесть он её заставит, это же глупость полнейшая голодом себя морить! Да и ребенку такая диета тоже вряд ли на пользу.
Вот почему-то он не мог о них думать по отдельности. Вообще.
В представлении Андрея, ребенок это такое непонятное существо, которое громко орет неизвестно отчего, но преимущественно для этого выбирает ночное время. Наверное, по принципу – раз я не сплю, то и вам нечего дрыхнуть. А Уля… Это просто Ульяна. Да, умом понимал, что она беременная, но как-то не мог представить отдельно Ульку и младенца. И на воображение, вроде, не жаловался никогда, а сейчас не получалось и все тут. Но косяки постарался учесть, все равно отказываться от своей девушки и собственного ребенка не собирался, что бы там не думала сама Уля.
Даже докатился до того, что сначала всю сеть прошерстил по актуальным вопросам обращения с будущей матерью, а потом и вовсе пошел на прием к, стыдно сказать, акушеру-гинекологу. Тот сначала удивился, Лебедев для его пациента явно не удался полом, а потом, уяснив причину визита, подобрел и даже похвалил за инициативу.
Вот лучше бы не ходил… Потому что от того, что ему рассказали, теперь голова кругом и шерсть дыбом. Зато в одном он был точно уверен – на роды он с Улей не пойдет. Потому что ещё неизвестно, кому из них двоих понадобиться моральная поддержка и медицинская помощь…
- Идем.
Она не отдернулась, не отодвинулась, даже виду не подала, что чем-то недовольна, но что-то было не так. Не сразу, но Андрей понял – она его вообще не касалась. У Ульяны забавная привычка дотрагиваться до близких людей, это он заметил, ещё, когда последний раз ездили к Нине Алексеевне. Просто подойти со спины, на секунду прижаться к плечу. Или, пробегая мимо, потереться носом о шею. Провести ладонью по волосам.
Причем – он был в этом уверен – она делает это неосознанно, наверное, так выражает привязанность. И его постоянно трогала, хотя поначалу и не то, чтобы дичилась, скорее, стеснялась. А теперь вообще ничего.
Но когда он взял её за руку в подъезде, не отшатнулась. Хороший знак, вот только плотная кожа перчаток не позволяла почувствовать тепло её ладошки.
И в прихожей на секунду замялась, как будто не знала, куда идти. Ну, если учесть, что они частенько первым делом вваливались в спальню, колебания понятны, но в данный момент лучше проводить Улю на кухню. И поесть ей пришлось, хотя и пыталась намекнуть, что не голодна.
Она сосредоточенно жевала, не поднимая глаз от тарелки, но сразу было заметно, что мысли у неё нерадостные. Слишком была серьезной и тихой. Хотя второе как раз вполне нормальное состояние.
Почти до зуда в ладонях хотелось провести по её чуть коротким волосам, путаясь пальцами в светлых прядях, погладить мочку уха с крохотной сережкой… Просто посадить к себе на колени и обнять. Только она не дастся, слишком настороженная и обиженная.
И Андрей понимал её, как никто другой, когда она сказала про то, что он недостоин быть отцом её ребенка… Это было реально больно, как будто наотмашь по лицу ударила, только намного сильнее. В этот момент его, как ледяной водой окатило, потому что в чем-то она была права, хотя и не до конца. Так и у него та же проблема – не Улька виновата, что презервативы не спасли. Да и вообще никто не виноват, но сорвался же на неё. Так что, непонятно как именно, но им нужно все решить, и, желательно, как можно скорее.
- Ты отвезешь меня в общежитие? – не обращая внимания на его возражения, Ульяна встала, чтобы вымыть посуду.
Надо же, никогда бы не подумал, что будет скучать по таким мелочам.
Больше всего, конечно, злила сложившаяся ситуация, но они сами в ней виноваты, а вот то, что ему будет не хватать простых и, на первый взгляд, абсолютно неважных деталей, совершенно не ожидал.
Не только её прикосновения и присутствия рядом. Просто запаха, и того, что Уля, когда спит, любит засовывать одно руку внутрь наволочки. Как подходит сзади, осторожно обнимая за плечи, если у него что-то не получается, или просто на работе доведут. И ведь не говорит ничего, просто прижимается и потихоньку сопит в макушку, медленно гладя его шею и руки. После этого всегда недовольство отпускало.
Рядом с Улькой всегда было хорошо и спокойно. Можно было расслабиться и просто помолчать или подурачиться.
Так что теперь, когда все резко закончилось, эти мелочи почему-то стали казаться очень важными…
- Давай сначала поговорим, потом решим.
Поскольку отвозить он её не собирался, пришлось ответить максимально уклончиво. Нет, если она будет настаивать, вернет, конечно, но лучше бы обойтись без этого.
Домыв посуду, Уля повесила на спинку стула влажное полотенце, которым вытирала тарелки, и глубоко вздохнула. Почему-то в мыслях это было намного проще, а произнести вслух не так и легко.
- Я не считаю тебя недостойным мо… нашего ребенка, - надо же, чуть не оговорилась. Вот сейчас это точно было не специально. Тогда, стараясь задеть побольнее, специально говорила именно так, а теперь снова чуть не брякнула то же самое.
Чтобы не смотреть на Андрея, Ульяна отошла к окну, хотя увидеть что-нибудь за опущенными жалюзи все равно невозможно. Зато не нужно прятать глаза из опасения встретиться взглядами.
- А я никогда не считал тебя недостойным моей семьи. И говорил тогда так, потому что не знал, какая ты. Решил, что обыкновенная девочка-«акулка», решившая пролезть туда, где теплее и удобнее.
В принципе, справедливо. И тогда она это тоже понимала, но обида за папу все равно не давала полностью признать правомерность слов и действий Андрея. Да и сейчас вспоминать было неприятно, но кое-что останавливало.
Если гипотетически представить, что у них будет мальчик и через пару десятков лет он захочет встречаться с девочкой, у которой с папой связана темная история… Нет, конечно, до такого разговора с его избранницей она не опустится, но сомнения ведь все равно будут. И от этого никуда не денешься.
Андрей был в своем праве, да она сама – в своем, когда все высказала, вот только единственное, что никак не могла простить, это те слова в машине. Ведь можно многое было предположить, но почему-то он сразу решил, что ребенок не его. Пусть на секунду или две, но ведь было. И именно этот факт не давал пойти на мир, просто забыть и все грубые злые слова, и многое другое.
- Я знаю, - странно, но факт, она это и в самом деле знала. Несмотря на свою обиду и все из разногласия.
- Уль, так дальше нельзя.
От его рук, обнявших за талию, и прижатой к спине груди стало и теплее, и уютнее. Даже улыбнулась от такого знакомого жеста, когда Андрей потерся щекой о её волосы.
Вместо ответа она только кивнула. Нельзя, и она это прекрасно понимала. Чем дольше они тянут, тем труднее будет договориться и все решить. С другой стороны, это даже хорошо, что у них было время немного остыть и подумать о том, что они говорят и делают. Получается, что последнее время они заняты тем, что творят глупости. Замечательно.
- Почему ты так отреагировал? – вопрос, конечно, очень болезненный, но если уж решили говорить откровенно, то обойти его не получится, иначе ещё не раз споткнутся. И не важно, будут они жить вместе или нет, воспитывать ребенка нужно обоим родителям.