Она прокралась в спальню, нашла на стуле одежду отца, взяла из жилетного кармана ключ и открыла «кабинет». Ключ от тайника лежал на прежнем месте. Она откинула крышку шкатулки – вроде бы все на месте, и, движимая каким-то безотчетным порывом, выгребла драгоценности в свой передник. Потом опустошенную шкатулку поставила в тайник, закрыла на ключ, придвинула на место кресло и, спрятав ключ в бронзовый подсвечник, вышла и закрыла «кабинет». Отнеся драгоценности в свою спальню, она высыпала их из передника на постель и прикрыла одеялом.
Потом крадучись положила в карман отцовского жилета ключ. И наконец, закрывшись в спальне изнутри на крючок, принялась разглядывать драгоценности. Так вот оно, ожерелье с бриллиантами, про которое говорил бродяга! Она у двери гостиной успела подслушать: на него наложено какое-то проклятье, но ничуть не боялась. Соломия теперь не боялась почти ничего и совсем ни во что не верила, кроме денег и золота.
Завесив тщательно окна, она долго еще разглядывала драгоценности. Уже давно рассвело, Митрич привел из ночного лошадей, и было слышно, что встал и стал ходить по дому Пантелей Кузьмич. Соломия завернула драгоценности в тряпку и положила под постель: незаметно спрятать их средь бела дня было невозможно. Соломия давно подозревала, что отец тайно от Митрича надумал продать усадьбу – иначе зачем он каждый день надолго отсылал его на дальние покосы?
Ход ее мыслей прервал Пантелей Кузьмич. Он заглянул в комнату дочери:
– А ты, лежебока, все еще спишь? Завтрак проспала, и уж обед скоро!
– У меня, батюшка, что-то очень голова разболелась…
– Ну, лежи тогда, а завтрак я сам приготовлю!
Сама судьба, казалось, была в тот день на стороне Соломии.
Отец, напившись чаю, наказал:
– Если приедет кто и будет меня спрашивать, скажи, что я сегодня в волости, в Аргаяше и дома только завтра буду. А если опять тот бродяга заявится – пусть уходит, я-де надолго в Казань уехал, поняла?
– Поняла, батюшка, и сделаю, как ты велишь!
Соломия опустила ресницы: ей давно уж не было в новинку, что взрослые говорят неправду не только по пустякам, но и по важным причинам…
Второй тайник
Проводив отца, Соломия стала думать, как ей быть. Отец хочет продавать усадьбу, а у нее кроме драгоценностей из лаковой шкутулки есть еще кое-что припрятанное – в погребе под полом и на сеновале, под стропилиной. Надо бы перепрятать все в одно место и как можно надежней – решила Соломия. Она давно уже сшила мешочек из старой отцовой кожанки, и вот теперь есть на что его употребить… В усадьбе никого не было – самое время действовать без помех, и немедля.
Соломия взяла заступ и пошла в сад, к сделанным ею трем клумбам, куда она недавно высадила цветочную рассаду. Сперва она принесла воды и обильно полила клумбу, которая была ближе к окну ее спальни. Заступом осторожно сняла, не повредив, слой земли с рассадой и стала усиленно копать. Заступ входил в рыхлую землю клумбы без особого труда, и скоро была готова яма, где хитрая Соломия задумала сделать тайник.
Она собрала в мешочек драгоценности из отцовского тайника, прибавив к ним кольцо с рубином, дамасский кинжал, украденный у Понти Жигаря, и несколько серебряных монет. С трудом засунула увесистый мешочек в глиняный горшок, а горшок, накрыв сверху листом старого железа, положила в выкопанный тайник, забросав его землей. Потом землю, выкопанную из ямы под тайник, тщательно замела метлой на клумбу, а напоследок положила сверху слой земли с цветочной рассадой.
«Вот так-то, батюшка, – усмехнулась воровка дочь, – твоего тайника нет теперь, зато мой есть!».
Отец из волости вернулся рано, и Соломия с замиранием сердца следила за ним: как бы он не хватился своих сокровищ сегодня. А завтра – будь что будет, отец ее в Казань увезет, и она с радостью поедет. Казань – город большой, она там мигом подруг заведет… А главное, если их долго не будет дома, отец хватится пропажи только по возвращении. Тогда она, как и прежде, будет вне подозрений.
И теперь Соломия всячески старалась отвлечь внимание отца от «кабинета», а значит, и сейфа в стене. Пройдет время, они продадут усадьбу, скроются, а через некоторое время можно будет, уже не таясь, воспользоваться сокровищами.
Приехал с дальнего покоса Митрич. Сразу было видно, что работник чем-то сильно недоволен. Соломия слышала, как он со злобой говорил, чуть ли не кричал отцу:
– Ты зачем, Кузьмич, скрывал от меня, что надумал продать усадьбу? Получается, что все кругом об этом знают, только я один дурак – ни бум-бум! Навострил лыжи, улепетнуть хочешь втихаря?!
Отец сперва было оправдываться начал:
– Что ты, Митрич, сам посуди: если бы я так думал, и продавать ничего не стал, оставил бы все, как есть, на месте и – давай Бог ноги…
– Нет, ты пай мой верни, ты полный расчет мне давай! – продолжал кричать Митрич.
– А ты остынь-ка, – потеряв терпение, обрезал его отец, – и не ори бестолку, коли Бог ума не дал! Вот завтра поеду в Казань, вернусь – и будет тебе полный расчет!
– Лошадей сегодня в ночное не води, – уже уверенным голосом продолжал отец, – наелись за день-то на покосе… Завтра чуть свет поедем в Казань, и Соломию с собой возьмем.
– А дом на кого оставишь? – прищурился Митрич.
– Ну, что там караулить-то… Днем из Аргаяша Ульяна прийти сулилась, она присмотрит!
Митрич вроде бы притих; поужинал и пошел спать на сеновал. Отец тоже пошел отдохнуть перед дорогой, и Соломия, не спавшая прошлую ночь, разделась и быстро заснула. Но спать долго не пришлось: за дверью послышались шаги, шорох, потом что-то звякнуло. Она открыла глаза и с ужасом увидела: в щель дверного притвора просунулось узкое лезвие ножа и медленно поднимает крючок…
Со сдавленным криком Соломия вскочила с постели и лихорадочно натянула платье.
– Кто это?!
На пороге показались две черные фигуры, и она услышала голос Митрича:
– Говори, сукина дочь, где отец брильянты прячет!
– Н-н-е знаю… не знаю ничего ни про какие брильянты … – пересохшими губами прошелестела Соломия.
– Сейчас ты, стерва, у меня заговоришь! – прогудел второй голосом давешнего бродяги, и в руке у него блеснуло узкое лезвие.
Соломия опрометью кинулась к окну с одной открытой из-за жары створкой и даже не выпрыгнула, а, не помня себя, вывалилась наружу.
Вихрем она донеслась до тракта, на бегу оглянулась: по счастью, за ней не погнались, но она все равно во весь дух бежала к Аргаяшу и опомнилась только возле мостика через речушку, где начинались огороды.
«Что теперь делать-то? – думала Соломия. – В волостном правлении нет никого – только что рассвело еще… Может, старосте все рассказать?».
Постучав в ближайший дом, она узнала у открывшей ей глуховатой старухи, что старосту зовут Иваном Максимовичем, а дом его, крытый железом, – совсем рядом.
– Ну, что я один могу сделать? – пожал плечами староста, выслушав рассказ Соломии. – А вдруг не двое там, а шайка целая? На авось ежели сунешься – свой же лоб под обух подставишь…
Соломию только теперь начал бить озноб от пережитого ужаса, она вся дрожала крупной дрожью, стуча зубами.
Староста повел Соломию в дом.
– Ты, девонька, пока в себя приходи, а я пойду до урядника, да не знаю, дома ли: он в Казань, в губернию уезжал… Да и без стражников в таком деле не обойтись!
Он повернулся к приоткрытой двери горенки и крикнул:
– Марфа, вставай, принимай гостью! Да дай ей что-нибудь теплое – знобит ее, сердешную, все никак согреться не может…