…Кажется, сама природа благоприятствовала в тот год Ивану Елпанову. Стояли на редкость погожие дни бабьего лета, урожай удался на славу. Хлеба были сжаты, снопы сложены в скирды, на заимке докапывали картошку, рвали коноплю, убирали все последнее с огорода.
Кирпичников хозяин рассчитал уже давно: елпановский кирпичный завод с наступлением холодов, когда глина ночами начинала замерзать, работать заканчивал. Наконец, наступил день расчета за страду.
После обеда, когда работники пришли с поля, Елпанов стал рассчитывать всех желающих уйти от него. Мужики получали деньги и уходили домой к своим семьям. Но были и такие, что сразу шли в кабак, чтоб за неделю спустить все заработанное до последней копейки. Такие пропившиеся забубенные головы потом снова шли наниматься к тому же Елпанову…
Марина с Дунькой получили расчет и, счастливые, собрались бежать домой в Ваганову. Когда народ после отжинок почти весь разошелся, к Марине подошел Елпанов и протянул ей сверток:
– Вот тебе, красавица, подарок за усердие!
У той серые большие глаза удивленно округлились, смуглое лицо сделалось пунцовым:
– Мне … подарок? За што же это? Не надо!
– Да ты взгляни хоть!
Марина развернула сверток, в нем был бордовый с розами полушалок.
– Не возьму я, Иван Петрович, непривычна я к подаркам… И почему мне одной? Дунька не хуже моего робила, а мы же с ней – заединщина!
– И подружке твоей тоже полушалок подарю, только не такой – одинаковых у меня не найдется… Пошто не остаешься, Марина, у нас куделю-то чистить?
– Домой мне надо…
– Да у тебя же ни отца, ни матери…
– Избушка у крестного в Вагановой… Пока я в огороде уберу, в дому вымою, тут и крестный с женой придут из строку.
– А где они в строке-то робят?
– В Харловой, у Вершининых. Скоро рассчитаются да и придут.
– А если бы я тебя посватал, Марина, пошла бы за меня взамуж? – вдруг спросил Елпанов. – Видишь, один я, как перст, наследников у меня нету… Всему бы ты хозяйкой стала!
– Ой, да што вы говорите, Иван Петрович, какая я вам невеста?! Нет!… Нет! Ничего мне не надо!
Марина разрыдалась. Иван Петрович встал, подошел к ней вплотную.
– Ну што ты, касаточка, заплакала? Видит Бог, совсем не хотел тебя обидеть… Конечно, стар я для тебя, да и жених у тебя, наверно, есть. А где подружка-то твоя?
– На поскотине меня дожидается…
– Ну-ка, иди, зови ее!
Вскоре Марина вернулась вместе с Дунькой.
– Ну вот, девицы красны, я вам тут подарочки припас, – и он подал Марине и Дуньке по свертку. – Хорошо робили, спасибо! Только уж не обессудьте – в точности одинаковых полушалков не нашлось…
Бойкая Дунька подскочила к хозяину:
– Благодарствуем, благодетель вы наш Иван Петрович! Лучше отца родного… Может, придем к вам и куделю чистить, коли позовете! Вот сходим в Ваганову, я тятьку попроведаю – и придем…
– Ну, с Богом!
Дунька была счастлива и довольна донельзя, а на глаза Марины то и дело набегали слезы. Она украдкой вытирала их, а подружка без умолку щебетала:
– Ой, Маринка, какой тебе он платок-то подарил – красота! У меня тоже красивый, да похуже. Давай до поскотины дойдем, присядем да хорошенько разглядим. А когда в Вагановой пойдем на игрища, ты мне дашь своего, на один вечер только, поносить?
– Да дам, конечно…
– Да ты че-то невеселая, а, Маринка?
– А с чего мне веселиться-то, приду вот сейчас к пустой избушке… А потом хуже того – после Покрова крестный домой возвернется, будет пить да буянить, свои деньги пропьет, до моих доберется, вымогать будет. А жена его Лизаветушка, как платок увидит, дознаваться станет: где взяла? Если правду сказать, что хозяин просто так подарил, всяко насмехаться начнет!
Сватовство на склоне лет
Когда ударили настоящие морозы и установился санный путь, в деревню Ваганову прикатила добротная нарядная кошева, запряженная рослой гнедой кобылицей. В кошеве сидел пожилой широкоплечий мужик в бобровой шапке и в черной собачьей дохе. Катавшиеся на салазках ребятишки, завидев кошеву, с криками разбежались.
Проехав рысью по улице, приезжий свернул к мосту, поднялся в горку и остановил лошадь.
– Эй, малец, подь сюда! – поманил он пальцем стоявшего у обочины парнишку. – Да иди, не бойся – пряником угощу!
Тот нерешительно потоптался, потом, волоча за собой салазки, подошел и во все глаза уставился на незнакомца.
– Че вам, дяденька?
– Скажи-ка, где тут у вас в деревне живет Ваганов Степан?
– Дак Степанов у нас много, и почитай все – Вагановы…
– Ваганова Степана Васильевича, у кого сестра взрослая, Мариной зовут, знаешь?
– Как не знать! На самом краю, возле полевских ворот оне живут… Может, проводить вас, дяденька?
– Теперь-то я и сам найду, а ты получай вот – заробил…
Приезжий насыпал горсть пряников. Парнишка, чуть не забыв на радостях второпях салазки, побежал домой.
Иван Петрович Елпанов застал Марину и всю семью дома. Крестный Степан был, на удивление, трезв, рубил на дрова сушняк в огороде.
– Здоровы будете, Степан Васильевич! – крикнул Елпанов.
Степан воткнул в чурку топор и подошел к изгороди:
– Здравствуйте! По какому делу к нам?
Степан, конечно, узнал известного на всю округу богача Елпанова, но виду не подал, выжидая, что скажет приезжий.
– По большому делу я к вам приехал, надо бы о нем в доме говорить-то…
В избе Иван Петрович сказал напрямик:
– Сватать вашу сестру, Марину Васильевну, я приехал!
– Это… а за кого сватать-то будете? – зачесал затылок Степан.
– Да за себя, за себя – неужто непонятно? Али не годится в женихи Иван Елпанов?!
Услышав голоса в горнице, Марина ушмыгнула за заборку в предпечь.
«Так значит, он на отжинках-то о женитьбе всерьез говорил?!».
В щель заборки Марина видела только спину Елпанова, заслонившую весь простенок; Степан с женой сидели напротив и прямо-таки майскими соловьями разливались:
– Спасибо, Иван Петрович, за такую честь!
Впервые в жизни Марина слышала о себе столько добрых слов…
Брат-крестный тараторил без умолку:
– В сиротстве мы с ней выросли, в горьком сиротстве… Дак она у нас така работяща, така расторопна в работе – в руках все у ей кипит!
– Знаю-знаю, Степан Василич, ведь робила она у меня… Хоть и молода, а хорошей хозяйкой будет!
Поговорили еще вокруг да около; потом Елпанов выставил вино. На столе появилась богатая закуска: и тут не поскупился – и свиное сало, и соленые огурцы, и жареная говядина, и холодец из свиных ног, и даже капуста засоленная со всякими пряностями… Степанова семья так обедала, наверно, впервые.
– Да где ж она сама-то? – спохватился Елпанов.
Степан, уже нацелившийся наливать, крикнул младшей сестре:
– Глашка, доставь-ка Марину Васильевну к столу, мигом!
Та проворно сунулась в предпечь, и вернулась немного сконфуженная:
– Ни в какую не идет Маринка… Сидит на лавке и ревет!
– Известное дело! У баб да девок глаза завсегда на мокром месте!
Степан, успевший крепко выпить, уж в который раз талдычил:
– Не сомневайся, Иван Петрович, благодетель ты наш, в полном порядке все будет! Раз я слово дал – я его не меняю! Я Марине Васильевне старший брат и крестный, а это все едино, што отец родной! Девке завсегда жениха должен найти отец – по своему усмотрению…
Елпанов видел, что чем дальше затянется сватовство, тем больше надо будет вина и закуски и тем больше будет пустых, вздорных разговоров.
Сославшись на занятость, он стал одаривать хозяев подарками.
Степан получил новые бродни, Лизавета – холста на юбку, Марина и Глашка – по миткалевому платку.
Сказав, что на днях приедет еще и сам поговорит с невестой, Елпанов пошел к кошеве. Гостя вышли провожать все, кроме Марины.