– Мала ты еще, чтоб вмешиваться в дела взрослых! Иди вон, играй себе, – с досадой ответил отец.
Соломия торжествовала победу: она-таки добилась своей цели, и то, что спрятано в отцовом тайнике, может достаться ей. Надо только поторопиться, пока отец не пропил, а еще хуже – не раздарил драгоценности любовницам. Соломия уже привыкла считать драгоценности в тайнике своими и готова была скорей умереть, чем с ними расстаться.
А на Казанском тракте вовсю хозяйничали грабители. Об этом знали на всех постоялых дворах вдоль тракта – от Поволжья до Зауралья; проезжающие и ямщики в трактирах рассказывали о грабежах и даже убийствах.
Мои внимательные читатели наверняка уже догадались, что в темных делах был замешан сын некогда уважаемого Кузьмы Ивановича Китаева, а многие злодейства владелец постоялого двора в Аргаяше Пантелей Китаев задумывал сам.
После ночных набегов вино в трактире лилось рекой. По-прежнему отец ночью являлся с гостями – такими же, как он сам. Соломия теперь с нетерпением ждала этого. Она наряжалась, как на бал, и встречала гостей в передней со свечой.
И опять далеко за полночь, а порой до утра в доме были музыка, песни и пляски, и снова слышался хриплый вопль: "Соломия, дочь Ир-р-родиады! Пляши! Черт меня возьми, пляши, весели душу!".
И все гости любовались красивой, не по годам рослой и умной дочерью хозяина. А красивая, рослая девочка думала только о нарядах, украшениях да о том, чтобы гости поскорее напились, чтобы выгрести их карманы.
Среди гостей на постоялом дворе вдруг, раз за разом, стали появляться два брата. Старшего звали Понтя, младшего – Лева. Да по именам их никто и не называл.
Жигари были грабителями и ворами из Казани. Там их уже не раз ловила полиция, и теперь братья прижились на постоялом дворе Китаева, время от времени выезжая по ночам на тракт и возвращаясь назад с награбленным. Целыми днями Жигари отсыпались, а потом вдруг исчезали на ночь, зачастую прихватив с собой Пантелея Кузьмича и работника Митрича.
Как-то Понтю привезли чуть живого, всего исколотого ножом. Лечили сами, как умели, и Понтя долго не вставал с кровати; видно, ночным грабителям тоже доставалось изрядно. Не раз всего избитого привозили и Пантелея Кузьмича. Бывало, после набегов возвращались не все, и тогда члены шайки пили за упокой души. Иногда раненые умирали и в доме; тогда хозяин с Митричем куда-то тайно увозили покойника.
Между собой грабители ссорились редко, даже будучи пьяными. Один раз только, когда Соломия выкрала у пьяного Понти брелок с блестящим камнем и кинжал с чеканной ручкой и спрятала их в саду, а Понтя, проспавшись и увидев пропажу, в ярости схватил за глотку своего товарища, завязалась жестокая драка. Украденного нигде не нашли, и от чугунных кулаков Понти досталось многим, в том числе и Пантелею Кузьмичу. Попало на орехи также Митричу; тот решил порвать с шайкой и потребовал назад свой пай.
После этой драки в шайке произошел раскол. И чем бы все это кончилось, неизвестно, если бы вскоре Понтя не попал в руки полиции. Оказывается, в Казани у него была семья – жена и трое детей-погодков, и он поехал туда, думая, что прежние его темные дела забылись. Тут его и схватили, но брата Леву он полиции не выдал. Да Лева тоже куда-то исчез, как сквозь землю провалился. Остальные члены грабительской шайки на всякий случай ненадолго затаились.
…С того времени минуло почти пять лет. Соломии шел семнадцатый год; она была настоящей красавицей: стройный, словно точеный, стан, прямые крепкие ноги. Черная, толщиной в руку коса опускалась ниже бедер, круглое, с ямочками на щеках, смугловатое личико… Нос был прямой, а густые брови, почти сросшиеся у переносья, напоминали птичьи крылья. Сейчас девушка уже меньше вертелась в пьяной компании отца и после кражи кинжала воровать стала меньше, но пагубная страсть в ней осталась, разве чуть-чуть, на какое-то время задремав.
Пантелей Кузьмич за последний год сильно сдал: к нему вплотную подошла неумолимая старость. А эта пора неизбежно настает для каждого – и для хлебороба, и для разбойника. Однако крестьянин на склоне лет может еще пахать, сеять, косить. Он не избалован жизнью, из денег видел только свои трудовые копейки, зато не источен развратом и пьянством и не загнивает, как трухлявое дерево.
…Весной внезапно, как с неба свалившись, объявился Лева Жигарь. Он словно не видел на постоялом дворе бывших своих подельников, а все увивался за Соломией. При встрече он предложил ей в подарок золотой кулон, и хотя та, к его удивлению, отказалась от богатого подарка, Жигарь каждый день старался непременно попасть ей на глаза.