Мы заговорили о другом, но беседа не клеилась. Лишь какое-то время спустя нам удалось найти приемлемую тему.
— Ты помнишь, — сказал он, — я писал тебе об опалах? Я собирался сообщить тебе, что занимался добычей драгоценных камней. Когда я писал тебе письмо, передо мной на столе лежало драгоценностей на полторы тысячи фунтов! Но я вовсе не имел в виду вовлекать тебя в торговые сделки.
— Насколько я могу судить, ты преуспел со своими камнями. Синден — результат.
— Хорошо хоть, дом купил. Опалы сейчас стоят недорого, хотя в будущем их цена возрастет. Я занимался другими делами. Но не будем об этом. К сожалению, я отнюдь не так богат, как ты, и вынужден вкалывать. Нельзя же лишать Уилмэй всего того, чего ей, может быть, захочется.
Увы, я далеко не так богат, как он считал. Я спросил его, давно ли он обосновался в Синдене.
— Я здесь уже неделю, — ответил он. — А в Англии — полмесяца. Я нанял агента, который присмотрел для меня Синден, и, как только он телеграфировал, что купил поместье, переехал сюда.
Меня это удивило. Дом, обстановка, мебель — все выглядело так, будто хозяин живет здесь давно. Я сказал ему об этом. Филипп объяснил, что ему повезло: он нашел людей, которые устроили все по его вкусу. А завтра он вместе с Уилмэй покажет мне поместье…
— Расскажи мне об Уилмэй, — сказал я. — Какая она?
Он улыбнулся и сказал, что я увижу сам.
Я оглянулся. В дверях комнаты стояла она, Уилмэй. После первой встречи с ней минуло много лет, но то мгновение никогда не изгладится из моей памяти — белая фигурка в темном проеме двери.
Уилмэй прошла в комнату. Она была в длинной белой ночной рубашечке. Маленькие, изящные ножки девочки были босы. Ее золотистые волосы свисали ниже пояса. Синие глаза устремились на меня. В одной руке она держала коробку конфет, а другую протянула перед собой.
— Уилмэй, — сказал отец, — это — Эдвард, мистер Эдвард Дерример.
Она, нисколько не смущаясь, пожала мне руку.
— Называй меня просто дядя Эдвард, — поправил я Филиппа. — Дети обычно называют взрослых мужчин дядями.
— Можно я буду называть вас Эдвардом? Мне не нравится слово «дядя». Оно как-то противно звучит.
— Замечательно, зови меня Эдвардом. А мне как прикажешь тебя называть — Уилл[1]?
— Что вы! — рассмеялась она. — Зовите меня Уилмэй.
Она устроилась на низеньком стульчике, открыла подаренную мною лиловую коробку с конфетами.
— Такая жара, мне никак не уснуть. Я подумала, зачем зря лежать, лучше спущусь к вам, а заодно и поблагодарю Эдварда за красивую коробку и конфеты. Откуда вы знаете, что я люблю конфеты?
— Просто пришла в голову такая мысль.
— Вот и хорошо сделала, что пришла. Смотрите, я уже съела почти целый ряд. И съем еще четыре штуки.
Я пытался в разговоре с ней найти правильный тон, придавая своим словам оттенки одновременно заботы и назидания. Филипп наблюдал за нами с улыбкой. Я дерзнул предложить девочке закрыть коробку до следующего дня, сказав, что она заболеет.
— Если от четырех конфеток можно заболеть, тогда съем только три.
Так она и сделала. А потом сообщила, что, по словам отца, я прекрасный музыкант.
Я возразил, мол, ее отец любого готов назвать музыкантом, кто сможет сыграть сонату Бетховена. Но Уилмэй и слушать меня не захотела. Она попросила:
— Сыграйте для меня что-нибудь.
Филипп поднялся, давая мне понять, что желание ребенка должно быть выполнено.
— Пройдем в другую комнату, где фортепьяно, — сказал он.
Инструмент был превосходный.
— Его вчера настроили, — сказала Уилмэй. — От того человека пахло вином.
Я сел за фортепьяно, еще не зная, что сыграть. Я решил, что детские песенки могли бы ей понравиться, и сыграл несколько. Когда я закончил, Уилмэй подошла к фортепьяно и сказала:
— Вы это знаете? — Она напела мелодию марша из «Тангейзера». У нее был замечательный слух.
— Знаю, — сказал я.
— Сыграйте, пожалуйста.
— Конечно, это не для фортепьяно, но я попробую.
Если бы она попросила меня исполнить органную сонату Мендельсона на глиняной свистульке, Филипп непременно дал бы мне понять, чтобы я исполнил и это.
Когда я закончил, она обняла меня и поцеловала, сказав:
— Спокойной ночи! — И выбежала из комнаты.
— Ну как? — усмехнулся Филипп.
— Да уж, — в тон ему ответил я. — Уилмэй — девочка особенная. — Между прочим, — добавил я, когда мы вернулись в библиотеку и закурили, — хоть у меня нет детей и никакого опыта в их воспитании, однако позволю себе заметить, что мне кое-что не нравится в твоей методике воспитания. Ты позволяешь десятилетнему ребенку разгуливать по дому в ночной рубашке. А вдруг она простудится? Она у тебя ходит босиком. А если наступит на гвоздь, получит заражение крови?! Она у тебя не спит до полуночи, объедается конфетами. Прости меня, но я этого не понимаю.
1
Слово «уилл» — «will» — в переводе с английского языка значит: воля, желание. Кроме того, оно может иметь значение как имя собственное — имя Уилл обычно дают мальчикам.