На ее лице появилось странное выражение, но она ничего не ответила, и ее безмолвие еще больше влекло его к ней…
— Скажи, как тебя зовут, — сказал он.
— Вчера там, где жил тот уверенный в своем бессмертии поэт, меня звали Либитина[4]. А сегодня в этой стране меня называют Смертью. Но если ты любишь меня, имя не имеет никакого значения. Я здесь ради тебя. Для прочих же людей я совершаю свою работу незаметно. Сейчас…
Он с трудом понимал, что она говорила. Его лицо приблизилось к ее лицу.
— Опомнись! — прошептала она. — Если ты поцелуешь меня, то умрешь.
Он улыбнулся торжествующе:
— Пусть умру, но моя жизнь не пройдет впустую, я умру, целуя тебя.
Их уста встретились. Ее алые губы были холодны как лед.
Капитан футбольной команды возвращался из церквушки, где проходила вечерняя служба. Это был доброжелательный, сильный и веселый парень и в то же время набожный. Он шел по студенческому городку и, заметив, что окно в квартире Морна, находившейся на первом этаже, открыто, заглянул в комнату. В свете ярко горящего огня, заключенного в камине, он увидел, как и ожидал, Лукаса Морна, развалившегося в кресле. Капитан окликнул его, но не получил ответа.
«Спит, дурачина. Надо его разбудить», — пробормотал капитан и влез в окно.
— Подъем, старина! — сказал он и, положив руку на плечо Лукаса, слегка встряхнул его.
От этого толчка тело Лукаса Морна наклонилось вперед, тяжело и неловко свалилось на пол и осталось лежать в неподвижности.
Рабство принцессы Виолы
Еще в раннем детстве принцесса Виола любила танцевать. Подобно деревцу, отвечающему на дуновение ветра покачиванием тонкого ствола, Виола ритмичными движениями стройной фигурки отзывалась на танцевальную музыку.
Люди называли ее красивой. Волосы у принцессы были длинные, доходили ей до колен. Виола казалось тихой, и лишь когда ее подхватывал вихрь танца, она словно пробуждалась от сна и становилась живой и задорной, обворожительной девушкой.
Когда Виоле исполнилось шестнадцать лет, состоялась ее помолка с принцем Хьюго. Это было в интересах королевства, подобные помолвки не редкость. Хьюго был сотте ci сотте ça — то есть ничего особенного собой не представлял. Но он любил Виолу, а это — главное.
В честь помолвки в большом зале дворца состоялся праздник. Но принцесса, не дождавшись бала, убежала в самую дальнюю часть дворцового сада, где уже не могла слышать призывно звучащей музыки.
«Без меня обойдутся, — думала она о тех, кто остался. — Мне с ними неинтересно. Они совершенно не умеют танцевать. Они точно исполняют все фигуры, двигаются в ритм и не делают глупых ошибок. Но как можно танцевать без вдохновения?! Они всего-навсего машины „раз-два-три“, „раз-два-три“. Не то что я!»
Рассуждая так, она добралась до лабиринта, который построил прежний король. Лабиринт этот окружала высокая стена, в некоторых местах разрушенная временем, а дорожки заканчивались живой изгородью. В самом его центре находилась круглая площадка, окруженная высокими соснами. Путь к центру лабиринта забыли давным-давно, а любопытство у желающих попасть туда пропадало быстро: дорожки, когда-то посыпанные гравием, заросли травой, а в некоторых местах живая изгородь разрослась до того, что пройти было просто невозможно.
Виола немного постояла глядя на калитку — узкие воротца, увенчанные гербом и украшенные причудливым узором Из изогнутых полосок железа. И ей вдруг захотелось найти центр лабиринта. Она открыла ворота и вошла.
Если снаружи лабиринт хорошо просматривался при свете полной луны, то уже за воротами ночь укрывала дорожки темными тенями. Виола с трудом пробиралась через заросли ежевики. Тянущиеся за ней вьюнки обдавали холодом и влагой ее щеки. И вот под высокими соснами она увидела площадку, покрытую ковром из чудесного песка. Это был центр лабиринта, и свет месяца беспрепятственно струился прямо на сцену. Да, это была настоящая сцена!
Виола подумала, что эта площадка прекрасно подходит для танцев. По сухому, гладкому песку ее маленькие ножки в атласных туфельках задвигались легко, скользя и переступая под музыку, которую она создавала сама, напевая. Посреди площадки она умолкла, остановилась, окинула взором стену из обступивших ее темных деревьев и луну, ее освещавшую.
«Какой чудесный танцевальный зал! Здесь светло и никого нет. Почему я не приходила сюда раньше? — подумала Виола и печально вздохнула. — Эх, музыку бы сюда!»
В таком небывалом для нее, фантастическом настроении она протянула тонкие руки к луне.