Этот путь Тимка проделал молниеносно: одним духом взлетел по взбегающей на холм тропинке, потом поскользнулся и съехал вниз с холма, словно с ледяной горки. К порванной курточке теперь следовало присоединить безнадежно измазанные глиной брюки и грязные ботинки. Подумав так, Тимка сам на себя удивился: о чем он беспокоится? Какое значение может теперь иметь все оставшееся в прошлом? А все-таки имело: ведь сейчас ему предстоит показаться на глаза бабуле…
Осевшая калитка скрипнула под рукой жалобно и протяжно – а летом ее скрип напоминал задорный крик молодого петушка! Здесь продолжалось то же, что и на платформе – мир изменился после случившейся с папой беды. Бабулин сад стал совсем унылым: и забор потемнел, и плети малины пригнулись к земле, а мокрое крыльцо выглядело таким маленьким, таким жалким…
Тимка с надеждой постучал в дверь: как только он увидит бабулю, гнетущее настроение должно улетучиться. Все вокруг может поникнуть, склонить голову и опустить руки, – но сама бабуля обязательно встретит внука прямой и стойкой ко всякой беде. Такой знал ее Тимка, такой она и останется навсегда. А может быть, будет еще лучше… В сердце шевельнулась чудесная надежда: вдруг бабуля объяснит ему, как объясняла обычно, что все страшное придумано им самим и никакой беды по-настоящему нет? Разве такое бывает – чтобы украденный человек сидел дома за компьютером?..
Тимка опять постучал. Наконец внутри что-то зашевелилось, и окна в домике стали из черных желтыми. Тени, лежащие на крыльце, разбежались по углам. Из проскрипевшей двери под ноги упал скошенный квадрат света.
- Господи! Да это никак Тимошка!
Тимка переступал на месте выпачканными в глине ботинками – грязный, «словно чушка», как говорила летом бабуля.
- Что стряслось? Ты с матерью? – тревожно спросила она, вглядываясь в темноту за его спиной.
- Нет, – потупился Тимка. – Я сам приехал…
- Господи Боже мой! Ужели один?
- Один…
Больше всего ему хотелось кинуться сейчас к бабуле, спрятать лицо в знакомый выцветший фартук, пахнущей молоком и частыми стирками. Уткнется в него, заплачет – и все плохое исчезнет, как разбегаются ночные тени, стоит включить свет.
- Да говори, что стряслось?! – испугалась бабуля, всегда такая степенная и немногословная. – Мать жива-здорова?.. а батька?
- Его украли, – уныло произнес Тимка.
- Господи помилуй! Украли?!
- Вообще-то он с нами живет, но это уже не он... Ну вот как будто из него середину вынули и спрятали… – путаясь, объяснял Тимка.
- Как так – нутро вынули? – допытывалась бабуля. – Операцию, что ли, делали?
- Не было никакой операции. Папа здоров, только это уже не он...
- Не он? – переспросила она и некоторое время молчала.
Было слышно, как с желоба, спускавшегося от крыши, каплями стекает вода. Где-то вдалеке протяжно прокричала ночная птица…
- Погоди, Тимошка, говори толком. Расстались, что ли, родители – мать другого отца тебе привела?
Тимка повторил все сначала: у них украли настоящего папу, которого подменили другим, не обращающим на них с мамой никакого внимания. Этот подменный папа сидит целый день за компьютером, даже на работу ходить перестал. А где настоящий, никто не знает, – настоящего папу надо искать! Наверное, его забрали какие-то злые силы, вроде леших из березняка возле станции…
Выпалив все это единым духом, Тимка ждал, что скажет бабуля – успокоит его или определит беду как нешуточную.
Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но так ничего и не сказала. В ее глазах остановилось раздумье – слегка недоверчивое, но больше какое-то припоминающее, оценивающее. Выходит, она и сама знала, что подобные вещи в жизни случаются? Этого Тимка боялся больше всего: рухнула надежда услышать, что он просто-напросто несет чушь.
- Да-а, – словно очнувшись, протянула бабуля. – Вот оно, значит, как… Ну, пойдем в дом, чего тут на крылечке...
Следом за ней он молча переступил порог.
- Мать-то предупредил, куда едешь?
- Разве бы она меня отпустила? – возразил Тимка. – Я теперь долго домой не вернусь, много лет… пока не найду папу!
- Где ж искать? – спросила бабуля, обувая стоящие у двери резиновые сапоги. Они по очереди чавкнули, налезая ей на ноги.
- Не знаю, – вздохнул Тимка. – Буду всюду ходить, всех спрашивать…
- А матери как быть? Одно дело, с батькой у вас неладно, так еще и ты в белом свете затеряешься?
Она выпрямилась, сняла с крючка телогрейку и накинула на голову серый платок.