- Тебя… – испуганно выдохнул Славка.
Тимка шагнул вперед.
- Встань прямо! Что это на тебе такое?
- Крест, – ответил он тихо: было удивительно, что учитель сам этого не видит.
- Все металлические предметы снять и впредь с ними не появляться! Брось его на циновку, – кивнул учитель в сторону коврика, на котором мальчишки, входя в зал, оставляли обувь.
Тимка хотел объяснить, что крест надела на него бабушка, которая просила носить его постоянно. Но он подумал, что от этих слов учитель начнет смеяться над ним и над бабулей, а может быть, и над самим крестом. Вслед за учителем засмеются мальчишки... Поэтому он просто сказал:
- Я не снимаю его никогда.
- Значит, теперь снимешь! – пообещал учитель так, что по Тимкиной спине поползли мурашки. – На циновку, я сказал! Все тебя ждут, время дорого!
В зале наступила полная тишина. Получалось, крест действительно надо снять, раз уж все так получается. Только вот не хотелось класть его на пол, туда, где теснились обтрепанные и более-менее новые кроссовки, ботинки, кеды... Кроме того, от окриков учителя Тимка потерял ориентацию – его руки медленно поднялись к шее, но не могли нащупать цепочку, а потом совсем опустились.
- Та-ак, – голос учителя не предвещал ничего хорошего. – До конца занятия – марш в угол! А после я с тобой поговорю…
«Вот и сходил на карате», – горько думал Тимка, оказавшийся таким образом в углу зала, – «выполнил просьбу друга». Славка и сам, понятное дело, расстроился: из угла было видно, как нечетко и вяло он выполняет упражнения.
- Раз-два-три – йаа! – выкрикивали мальчишки, крупными шагами расхаживая по залу.
На «йаа» они резко поворачивались и выбрасывали вперед руку. Это «йаа» каждый раз отдавалось у Тимки болью в висках. «Йаа» – сыпались лавиной камни; «йаа» – не выдержав, начинали рушиться стены…
Этот урок был таким долгим – куда дольше, чем уроки Людмилы Викторовны. Тимка понял, что сорок пять минут не всегда равны сорока пяти минутам. В томительном ожидании обводя глазами зал, он наткнулся на странную фигуру: вроде это была снежная баба, только какая-то особенно некрасивая. Когда они со Славкой лепили во дворе снежных баб, те выходили куда симпатичней. И вдруг эта состоящая из шаров фигура показалась ему остро, пронзительно знакомой. Казалось, в ней сконцентрировался весь Тимкин страх перед тем, что ждет его после занятия. «Еще до того, как минет день, – поднялась со дна памяти угрожающая фраза из какой-то книги, а, может быть, фильма, – «прежде, чем минет день»…
Мальчишки в зале выстроились парами и понарошку отрабатывали друг на друге боевые приемы. Славка отклонялся в сторону, стараясь незаметно приблизиться к другу, но учитель сверкнул на него глазами, в которых как будто вспыхнули две красных точки. Славка вобрал голову в плечи и побрел на место – продолжать упражнения.
- Ногу назад – голову вперед! Руку занесли – корпус развернули! – как занесенный хлыст, летал поверху голос учителя. – Раз-два-три – йаа!!!
Наконец этот ужасный урок закончился. Все снова построились в линейки по восемь человек и отдали поклон. Только теперь Тимка понял, кому он был предназначен – кланялись снежной бабе с дырками вместо глаз и ощеренным ртом, похожим на извивающегося червяка. Совершенно точно, что он ее где-то видел…
- Марш в раздевалку, – отпустил ребят учитель.
Все гурьбой кинулись из зала. Тимка чувствовал себя так, словно высидел длинную очередь к зубному врачу, и вот наконец пришло время зайти в кабинет. Теперь-то и начнется… Славка хотел было подойти к нему, но под резкий окрик «Что я сказал!» поплелся в раздевалку.
- Иди сюда, – негромко позвал учитель. В этом как будто сдержанном и спокойном голосе было что-то непередаваемо жуткое. – Встань вот здесь, перед Ямалой.
Так Тимка оказался лицом к лицу с этим снежным чудищем – если можно назвать лицом то, что смотрело сейчас на Тимку. Но оно действительно с м о т р е л о. Круглые глаза как будто смигнули, а ротовая щель шевельнулась…
- Сними свою побрякушку, – услышал оцепеневший Тимка голос учителя. – И брось ее на пол, ну!
Червяк Ямалы стал на глазах извиваться, словно повторяя сказанное. Тимка начал дрожать, как в ознобе, но стоял неподвижно. Тогда учитель сам дернул цепочку на его шее и, сорвав крест, метнул его в сторону двери, на циновку для обуви…
38
«Насилие» – вот слово, которым могла обозначить Людмила Викторовна то, что с нею последнее время происходило. Насилия разыскивало в ее сознании мельчайшие зазоры и щелочки. Через них оно проникало внутрь, углубляя их с каждым разом, – вот как вода размывает течи корабля. Мысли о Киме лезли в голову с таким напором, что Людмила уже не могла с ними бороться. И однажды наступил момент, когда она, бросив непроверенные тетради, в кое-как застегнутом плаще одним духом спустилась по лестнице, пронеслась мимо испуганного ее видом охранника и побежала в сторону Центра.