– Всего!
– Да, это само по себе просто потрясающее, – улыбнувшись, сказала Анита, – поскольку в ее документах записано, что ее коэффициент равняется 75, и то не очень уверенным 75; как утверждают специалисты точных цифр тут быть не может, потому что на таком уровне просто невозможно получить какие-нибудь однозначные результаты.
Школа в Нортумберленде экспериментальная. Она предназначена для детей, чье умственное развитие выше уровня их навыков и умений. Кого-то забрали из неподходящих семей, кто-то слишком долго болел. Там совсем немного психиатрических больных.
– Вы считаете, что Джуди там будет хорошо?
– Мне кажется, что это наиболее возможное компромиссное решение. Ее нельзя отдать в школу, где учатся ее сверстники, по крайней мере, пока этого делать нельзя. К ней ни в коем случае нельзя относиться, как к неполноценной личности. Для нее нигде нет подходящего места. Единственное, что мне удалось для нее отыскать – эта школа в Нортумберленде, где дети, потерявшие несколько лет из-за необходимости длительного лечения, получают возможность догнать своих сверстников.
– Что известно про Джуди в школе?
– Что она имела коэффициент равняющийся 75, который теперь превратился в 120. Естественно они там станут считать, что кто-то совершил непростительную ошибку, когда тестировал девочку. Ну, а что бы вы им сказали?
– Какой она вам кажется?
Анита задумалась.
– Трудно, да и бессмысленно делать какие-то выводы по поводу Аниты сейчас. Не забывайте, что вся ее жизнь, все ее существо было вывернуто наизнанку. Она стала совсем другой девочкой. Ее прежняя жизнь не имеет для нее ни цены, ни интереса. Ее мать потрясена – она, конечно, счастлива, но больше, чем счастлива, она потрясена. У Джуди нет друзей. Вы же отказались от нее.
– Чушь, я…
– Вы хотели как можно быстрее с ней расстаться. Если бы такое произошло со мной, мне кажется, я бы поняла вас.
Мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь мужчина болтался в моем сознании. Но Джуди отнеслась к этому иначе.
– Она вам это сказала?
– В этом не было необходимости, – сердито ответила Анита. – А вот и мой угол.
Бодейкер остановил машину и открыл для девушки дверь.
– Подождите, Анита…
Она повернулась и задумчиво на него посмотрела.
– Очень полезный знак, – заявила она. – Вы называете меня Анита, Росс зовет меня Девушка, а Бодейкер – мисс Сомерсет. Нет, я не стану ждать. Я сказала все, что собиралась вам сказать. До свидания. Вам обоим.
Росс тоже понял, что произошло с Бодейкером. Он зашел к нему в кабинет и, после некоторого хождения вокруг да около, вдруг сказал:
– Флетчер, я хочу, чтобы ты знал, что я очень рад тому, что со мной произошло.
Флетчер кивнул – он не был удивлен.
– У меня были все основания себя жалеть, – продолжал Росс, – так мне, по крайней мере, казалось, но дело заключается в том, что ни у кого нет никаких причин для жалости к себе. Это относится и к тебе тоже.
– Я знаю.
– И к Бодейкеру, – добавил Росс.
– Да.
– Если честно, я не знаю, что ты мне дал. Ведь по правде говоря, можно считать, и ты обязательно должен со мной согласиться, что у Джона Флетчера ничего не было, чем он мог бы поделиться с другими. Но ты говорил, что для Джуди характерны жизнерадостность и спокойствие, и больше ничего у нее нет. Если хочешь, это можно назвать счастьем. Может быть, мне досталось немного того, чем богата Джуди.
Поскольку Флетчер ничего на это не сказал, Росс не стал развивать эту тему дальше.
– Мне так хочется, чтобы Анита поняла, что я больше не похож на прежнего ублюдка Яна Росса.
– Она это понимает.
– Но все равно и на пушечный выстрел не подпускает меня к себе.
– С твоей стороны вряд ли было бы правильно винить ее в этом.
– Флетчер, я должен заполучить эту девушку!
– Возможно, – заметил Флетчер, затосковав от собственной бесконечной мудрости, – когда ты перестанешь думать о ней, как о чем-то, что ты непременно должен заполучить, у тебя появятся шансы на успех.
Только после того, как Росс ушел, Бодейкер вдруг неожиданно и твердо заявил:
– Мы должны узнать про твое прошлое.
– Должны?
– Вот именно. Потому что в том, что ты существуешь на свете, есть какая-то определенная цель. Я считаю, что ты не просто так стал сначала Джуди, потом Россом, а затем мной.
– Ведь то, что я умер, тоже не было случайностью.
– Значит, ты согласен?
– Я категорически отказываюсь от того, чтобы ты проводил эксперименты над тем, что от меня осталось.
– Я не собираюсь этого делать.
– А что, в таком случае?
– Я хочу отправиться в Эдинбург.
Флетчер был по-настоящему удивлен.
– А это еще зачем?
– Чтобы понять, откуда ты. Ты же ничего о себе не знаешь, не знаешь о своем происхождении.
– Я почти все помню про свое детство. Университет, перед этим школы, а перед ними разные детские Дома…
– А до них – ничего. Тебе ничего не известно о твоих родителях. Ничего о твоей жизни примерно до четырех лет.
Это же очень странно. Я старше тебя, но я помню многое из того, что со мной происходило до того, как мне исполнилось четыре года.
– Я же уже рассказал тебе про это. Каким бы ни был механизм моего перехода в чужое сознание, мне не позволено брать с собой все воспоминания Джона Флетчера.
То, что я помню, похоже на фотографию, сделанную с другой фотографии, которая, в свою очередь, тоже была сделана с фотографии.
– Я думаю, что даже, когда ты был Джоном Флетчером, – твердо заявил Бодейкер, – ты мало или почти ничего не знал про годы своего раннего детства. Так что теперь мы постараемся хоть что-нибудь про них разузнать.
– Ты принял это решение за нас обоих? – сухо поинтересовался Флетчер.
– Ты же не станешь возражать против того, чтобы поехать в Эдинбург. Ты не хочешь, чтобы над тобой ставили эксперименты. Отказываешься от тестов. А на это ты согласишься.
Флетчер понял, что Бодейкер прав, и подивился его проницательности. Он был готов скорее согласиться заняться обычным расследованием происхождения Джона Флетчера, который вряд ли существовал на свете, но с другой стороны никак не мог умереть, чем подвергнуться бесконечным тестам.
Бодейкеру ничего не стоило получить недельный отпуск. На самом деле, отпуск был организован практически за него. Сэм Коннор довольно сердито заявил ему, что если Бодейкер в ближайшее время не возьмет полагающуюся ему весеннюю неделю, она может совпасть с летними каникулами, и тогда у него могут возникнуть проблемы. Бодейкер тут же сказал:
– Хорошо, я возьму следующую неделю.
На мгновение Бодейкеру показалось, что Коннор, который вел себя не очень-то дружелюбно последнее время, собирается возразить, заявив, что это не совсем удобно, но потом он, вероятно, вовремя сообразил, что будет выглядеть смешно.
– Какое удивительное совпадение, – позднее сказал Бодейкер.
– Ты так думаешь, разве ты не знаешь, что странные совпадения роятся вокруг меня, как мухи?
– Нет, ты никогда не говорил мне об этом.
– За день до моей смерти я случайно столкнулся с Джерри и Шейлой. Тогда это не было совпадением – ведь я не был с ними знаком. Но как раз в тот момент я позвонил тебе, а вечером, когда я подходил к зданию факультета психологии, я снова встретил Джерри. Совпадение? Это еще ерунда. На следующий день я попытался встать на то место, куда должен был упасть обломок стены. А некоторое время спустя, облокотился на ворота, которые впервые оказались открытыми. Совпадение? Когда Росс хотел поговорить с Анитой в таком месте, где бы им никто не мешал, он отвел ее в теннисную раздевалку, и в здании, где было полным полно студентов обоего пола, они оказались в полном одиночестве. Совпадение? Да так, мелочь.
– Ты хочешь сказать, что можешь в какой-то степени контролировать окружающий тебя мир?