Самым торжественным днем в России тех времен было восемнадцатое декабря — тезоименитство императрицы, когда стреляли из пушек. Елисавете Петровне, разумеется, и в голову не приходило ехать в Миргород, а тем более в Бахмут. Да и басня о ее приезде в Киев была специально выдумана для Исаковича.
Вместо царицы по Киеву пронесли чудотворную икону божьей матери Печерской лавры, о которой говорилось, будто ее писал собственноручно апостол Лука. Царица охотно путешествовала по России (к которой обращалась: «Россия, дорогая»), но в ту осень поездка в Киев не входила в ее программу. Расстояние от Санкт-Петербурга до Москвы она преодолевала в карете за несколько дней, но в Киеве, пока там жил Павел, она не была ни разу.
И потому у Павла не было случая опуститься перед ней на колено.
Такие встречи на этом свете всегда редки. Исакович никогда не узнал о том, как царица приняла сообщение о глупой шутке в Киеве, разыгранной сербскими переселенцами, в которой ее представили в неподобающем виде.
Известно, что она разделяла мнение своего министра Петра Ивановича Шувалова, когда говорила о людях: «Ни один человек не родился ангелом!»
Но наказан ли был Вишневский и как, Павел и другие Исаковичи так никогда и не узнали. Слыхали только, будто царица все больше предается чревоугодию и толстеет. Сватает свою челядь. Всех подряд женит или выдает замуж. Однако не это обстоятельство определяло судьбу Исаковичей в России. Их судьбу решали государственные планы незнакомой им женщины, разработанные по ее воле Шуваловыми, Бестужевыми и Румянцевыми.
Война с Пруссией!
Мечта Миниха о покорении Константинополя, где их ждала помощь двадцати тысяч христиан, которые должны были примкнуть к русским, была оставлена.
Было решено идти на Берлин!
В ту зиму Исаковичи еще об этом ничего не знали.
Мало что известно о прошлом и мало что можно о нем узнать.
На одном рескрипте Елисаветы Петровны обнаружена после ее смерти собственноручная надпись: «Пламя, Огнь!»
Два слова. И поныне никто не знает, зачем они написаны и что означают.
Но и долгая зима 1753 года не могла тянуться вечно.
Морозы в марте ослабли и в Миргороде и в Бахмуте, и на полях зазеленели их первые хлеба. На землю пришла весна. Кто знает, в который раз! Кто знает? Человеческому разуму не постигнуть этого!
Шли дни.
Бибиков кое-кого поселил и в городах — ремесленников, коммерсантов, а протопоп Булич позаботился о священниках.
Он сам только правил службу божью.
Но подавляющее большинство переселенцев осталось в армии.
В эту весну не обошлось без кровавых стычек с татарами, которые нападали на границу. Петр Исакович, казалось, искал смерти в этих боях, но пули словно избегали его. Он прославился своей храбростью и получил чин капитана, хотя и не просил его.
Юрат быстро богател.
Трифун все ждал разрешения митрополии жениться. На русской. Молодой. Не старше двадцати лет.
Павел, когда братья приходили к нему в гости, говорил:
— Кажется мне, что жизнью нашей правит какое-то колдовство, а не бог и не людская воля. Перед тем, как отправиться в Россию, у меня были великие намерения. А сейчас их нет. Я считаю, что нужно жить не задумываясь, как живут звери, птицы, растения. В здравии и благополучии, а утро и вечер, события и время пусть себе играют вокруг нас, как облака играют вокруг солнца. Я понял, что смысл жизни в том, чтобы принимать все, что она приносит — веселье, грусть, тоску или радость. Буду работать в конюшне, на земле, пахать, копать, а там начнутся майские маневры. И я стану учить солдат идти в атаку: рысью, галопом, на смерть, до победы. Для того я и родился. От своей судьбы не уйдешь, жизнь дается не по заказу и не зависит от нашей воли. Так мы и живем: то плачем, то смеемся. У каждого свой век, своя любовь, свой светлый период жизни, как у птицы, которая влетит из тьмы в освещенный зал и снова улетает во мрак. Так толковал мне жизнь поп Михаил Вани, когда я собирался в Россию. И он был прав.
В то лето Павла перевели в Чернигов.
Выезжал он и на границу.
Дни проходили, но он не погиб.
Миновали и майские маневры.
Наступила осень, чудесная русская осень в Бахмуте.
Когда солнце раскаленным факелом горит над степью, словно хочет спалить все дотла.
То, что Исакович и 1754 год провел в Чернигове и Бахмуте в полном здравии, видно из письма протопопа Булича, который упомянул Исаковича, когда писал о скончавшемся в Москве владыке Василии.