Анна утверждала, что сейчас он грубо покрикивает на жену.
Юрат пытался время от времени их развеселить. Напомнить, как они были счастливы, как любили друг друга. Но тщетно. Петр отмалчивается, а его прежде такие добрые голубые глаза становятся злыми и загораются ледяным блеском. У Варвары же каждое утро глаза заплаканные. И в чем дело, они не говорят.
Но в этот вечер казалось, все семейство Исаковичей проведет вечер весело и сердечно, как в былые времена.
Шли расспросы о Вене. Павел думал было увлечь братьев и их жен картинами барочной Вены и принялся описывать им сады Бельведера, Карлскирхи, Шенбруннский дворец, но их это не занимало.
Впервые Павел побывал в Вене во время войны, вернее проехал верхом на лошади, да и сейчас видел город бегло, будучи в дурном настроении, и рассказывал соответственно. Петр тоже видел Вену, проскакав через нее на коне галопом. Анна вообще там не была, а Варвара — только в детстве. Один лишь Юрат знал Вену хорошо, но нисколько ею не интересовался.
Поэтому Исаковичи зевая слушали рассказ Павла о Вене.
Правда, женщины спросили, как одеваются венки, да и то между прочим. Павел описал им, как парижские дома дамских мод каждый год посылают в Вену кукол в нормальный человеческий рост, одетых в новые творения своих портных.
Это несколько оживило Варвару и Анну. Юрат вспомнил, что, хотя он часто ходил там в театр, но в памяти остался лишь один вечер, когда он вдруг заметил в ложе свою родственницу, которую не видел несколько лет, жену ротмистра славонских гусар Симона Вукосавлевича, Даринку.
— Увидел я ее во время антракта с балкона и крикнул: «Ринка, ты ли это?» Весь театр на нас смотрел.
Павел больше всего, разумеется, говорил о школе верховой езды в Леопольдштадте.
«Что рассказывает о Вене Павел? — спрашивали Юрата офицеры, когда в Темишваре прослышали о его возвращении. — Что там нового?»
Юрат отшучивался: Вена-де как Вена, а Павел только и видел там одного гнедого, точь-в-точь такого, как у кума Малиши в Темишваре.
Конечно, Исаковичи расспрашивали и о русском посольстве, и о самом после. Павел рассказал о Волкове, о том, что конференц-секретарь графа Кейзерлинга обещал не разлучать их и поселить всех вместе. Поэтому Павел надеется — надо только сообщить в Киев их родственнику бригадиру Стефану Витковичу и его сыну, подполковнику Витковичу, ныне командиру полка, — что все будет хорошо. Они станут частью сильного сообщества, могучего российского государства. И Австрию позабудут, как дурной сон.
Они наконец почувствуют, что не брошены на произвол судьбы, не беззащитны, что больше их Австрия не сможет переселять с места на место, превращать в паоров, а помещики покупать и продавать их людей, как скотину. В русской армии им будет дано пережить самое сладостное на свете — силу и мощь.
Чтобы не уклоняться от истины, Павел признался, что Волков ему сказал, будто они ждут от России слишком многого. И назвал Павла фантазером и плохим аналитиком.
Анне и Варваре пришлось объяснять, что значит «аналитик».
— А русские повысят нас в чине? — спросил наконец Юрат. — Как это обещал Шевич, когда вносил нас в свой список?
Павел больше всего боялся этого вопроса.
Пробормотав, что Юрат записан лишь капитаном, а Трифун титулярным майором, а сам он остался в том же чине, он замолчал.
И тут же поспешил добавить, что Волков-де сказал, будто они смогут увидеть в России императрицу, которая в этом году украшает своим присутствием Москву и живет во дворце, который называется Головинским.
— Откуда только они берут такие названия? — спросил невесело Юрат.
Копаясь в каких-то бумагах, Павел начал рассказывать, что в Петербурге женщины увидят знаменитые дворцы, которые называются Mon plaisir и Mon bijou, а перед ними фонтан «Самсон». Его очень любил еще Петр Великий. А Волков говорил, будто приглашенные на бал при дворе дамы должны в течение ночи трижды менять туалеты.
Когда Варвара спросила о царице, Павел сказал, что, по рассказам Волкова, она красивая, веселая, любит танцевать и большая охотница до маскарадов. То вдруг нарядится голландским матросом, то французским мушкетером, а то и казачьим гетманом.
Это развеселило женщин.
— А сказал ли Павел о том, — воскликнул тут Юрат, — что он, Юрат, уже получил чин майора и что в семье Исаковичей тоже есть казак? Довелось бы Волкову увидеть когда-нибудь жену Трифуна, Кумрию, в узких гусарских чикчирах, он бы ее уж никогда не забыл.
Павел на это заметил, что Волков рассказывал просто невероятные вещи. Если бы они оказались на балу в Кронштадте, то увидели бы собственными глазами настоящее чудо. Там будто бы званые гости не поднимаются в зал по ступеням, а их поднимают какие-то деревянные машины, увитые цветами.