Лето уже кончается, но в Вене и осень хороша.
Если бы только капитан послушал ее, они могли бы отлично провести осень в ее доме. Наслаждаясь любовью. Божич на днях уезжает с генералом Монтенуово. А Теклы нет дома.
Надо немного подождать, месяц, два — сейчас она не в состоянии признаться мужу. Он только что освобожден, ему удалось обелить и свою и ее честь. Не хочется ей позорить и старика отца, Деспотовича, который думает, что она счастлива, а жизнь в нем едва теплится.
— Раз так, — поднимаясь, грустно сказал Павел, — значит, все остается, как есть. Я ухожу, а вы скажете мужу, что, мол, я заходил и ушел по срочному делу. Если нужно, он может меня отыскать в трактире Гульденперга. На днях я покидаю Вену навсегда, и между нами все будет кончено. Желаю счастья. Не думаю, чтоб мы еще когда-нибудь встретились. Я уезжаю в Россию. А туда нелегко добраться.
Евдокия неподвижно сидела перед ним, озаренная зеленым светом, лившимся из сада, смотрела на него не только со злостью, но, как ему казалось, с ненавистью и нервно ударяла сандалией по кринолину. (Сандалия была золотая, такую Исакович еще никогда не видел.)
— А что вы скажете, капитан, — спросила она тихо, — если у меня будет ребенок? Что будет со мной?
На глазах у нее выступили слезы.
Павел стоял потрясенный, не зная, что ответить. Он видел только ее лицо, так похожее на лицо покойной жены, ее черные глаза, сверкающие огнем, тяжелые темные волосы с медным отливом, спускающиеся на плечи и еще более подчеркивающие ее сходство с Катинкой. В растерянности он снова опустился на стул и сказал, что готов взять ее с собой.
— Вечно ты торопишься, — прошептала она еле слышно. — Думаешь о себе, а о моей семье не думаешь. Божич втерся в доверие к отцу. Он в скором времени собирается выдать замуж дочь. И я удивляюсь, к чему, если ты честный человек, так торопиться? Надо подождать. С Божичем я разойдусь, но брак расторгнуть не так просто, как ты думаешь. Неужто нельзя немного отложить отъезд в Россию?
— Нельзя. Ни в коем случае, — ответил Исакович.
Он связан с армией, а ей, видно, ехать с ним не хочется, и как только он уедет, она выкинет его из сердца. Замужние женщины быстро забывают своих любовников, меняют их, когда вздумается, и быстро находят им замену.
Евдокия захохотала и сказала, что он явно воспитывался в конюшне, коли так расхвастался. И любить он не умеет, и того не знает, что замужние женщины не так скоро забывают своих любовников и вовсе не ищут других. Божич, когда вышел из тюрьмы, в первую же ночь пришел к ней, но она попросила оставить ее в покое и сказала, что с этим покончено.
Она твердо решила вернуться к отцу, но чтобы это сделать, необходимо время. Все драгоценности, доставшиеся ей от матери и бабушки, находятся у Божича. Она уже придумала, как выманить их у мужа, нужно только время. А на эти драгоценности они могли бы много лет жить в свое удовольствие!
Исакович потом вспоминал, как он во время всего этого неприятного разговора с недоумением спрашивал себя, уж не сон ли это? Неужели сидящая сейчас перед ним женщина — та самая, с которой он путешествовал, та самая красавица, что недавно лежала обнаженная на его постели в трактире и клялась, что жить без него не может? Та самая женщина, которая, лежа в его объятьях, со слезами на глазах уверяла, что никогда в жизни не была так счастлива и никогда не знала, что такое любовь, пока не встретилась с ним? И что ушла бы с ним на край света, если бы даже им пришлось жить подаянием?
Сейчас она церемонно сидела перед ним и щебетала, словно она собиралась танцевать полонез, а не уезжать вместе с ним в Россию, пусть даже невенчанными, и навсегда покинуть престольную Вену.
При этом она то и дело повторяла, что он испортил ей самое чудесное лето в ее жизни.
Павел уже решил взять ее с собой, если она оставит Божича и вернется к отцу, и вот, нате, заладила, что не может бросить мужа, который так намучился в тюрьме. Надо немного подождать, лето, мол, прошло, но осень в Вене тоже хороша. Божич уедет. Текла живет не дома. Они могли бы так приятно провести эту осень!
Все, возможно, кончилось бы и благополучно, не помяни она драгоценности, которые задумала выманить у мужа.
Павел позже вспоминал, как, услышав это, он вскочил и выругался («Какие драгоценности, кому драгоценности, мать твою так!»). Неужто она думала на эти побрякушки купить ему сапоги и новый китель в Петербурге? Неужто хотела сделать его посмешищем в глазах сирмийских гусар в России, чтоб о нем чесали языки по всему Срему?
Он опрокинул стул, на котором сидел, и кинулся к двери.
Евдокия вскрикнула, побежала за ним, догнала и со стоном повисла у него на шее. Налетела на него словно птица, в гнездо которой он сунул руку, закричала, чтобы он не позорил ее перед слугами, что она уже слышит на лестнице голос Божича.