— Ана, перестань лить слёзы, — рассердилась Луиза. — Никто не будет тебя винить. Мысль, что от хамелеона стоило ждать подвоха такого рода, могла бы прийти в голову любому из нас!
— Только не пришла, — прошептал Теренс.
Элис хотела поддержать Луизу и запретить Анабель винить себя, но промолчала. Феликс в подобной ситуации исходил бы из принципа: "Мне лень искать крайнего, поэтому достанется всем". Реджинальд, наверное, сделал бы выводы на будущее, а сам тем временем постарался бы извлечь из сложившейся ситуации максимальную пользу.
Что же остаётся ей?
Двери в очередной раз распахнулись, жалобно скрипнув — слишком часто их за сегодняшний день толкали со всего размаху, а Элис так вообще снесла напрочь. Это был Питер.
— Ребята, кажется, у нас ещё одна проблема, — тяжело дыша, пропыхтел он.
— Зеркала? — Элис вскочила.
— С Зеркалами всё в порядке, они под надёжной охраной. Дело не в этом, — Питер вытащил из внутреннего кармана большой бумажный конверт, свёрнутый вдвое. — Это от Нулевого отдела.
Все мгновенно напряглись.
— Читай, — нервно сказала Элис.
— Письмо адресовано тебе. Тебе лично.
Элис торопливо вскрыла запечатанный конверт. Вытащила содержимое — белый квадратный листок, исписанный от руки. Без печатей и штампов, внизу значилась только подпись.
Питер предусмотрительно отступил на несколько шагов — очевидно, опасаясь, что Элис попросит его зачитать послание. Остальные немедленно последовали его примеру.
Честно говоря, у неё промелькнула такая мысль, — словно вместе с задачей прочесть письмо она могла переложить на чужие плечи и груз ответственности за произошедшее, и необходимость принятия решения.
Какие-то доли мгновения Элис глядела на письмо, делая вид, что погружена в чтение, но долго притворяться было невозможно: тонкая бумага просвечивала насквозь, и всем было видно, что на листке всего несколько строк.
Наконец, сделав над собой усилие, она заставила себя прочитать текст.
В углу на столике зашипела и пискнула, отключившись, кофеварка. Скрипнул паркет — это Питер подошёл к Анабель и примостился на подлокотнике кресла. Было слышно, как в люстре судорожно потрескивает неисправная лампочка.
Элис подняла голову. Взгляд её не выражал ничего.
— Джонатан Стейтон обвиняет нас в теракте, — бесцветным голосом сообщила она. — Он считает, что мы вероломно нарушили перемирие и устроили диверсию, чтобы поставить Реверсайд на колени.
— В логике ему не откажешь, — проворчал Питер.
— Но это не так! — вскипел Кристофер. — Аверсайд пострадал не меньше! Видел бы он, что у нас творится!
— Оставь, Крис, — Элис слабо улыбнулась. — Какое это теперь имеет значение?
— И что? Что они хотят? — нетерпеливо спросил Роджер.
— Разговор тет-а-тет, — Элис сложила письмо вчетверо и сунула в карман брюк. — На их территории.
Элис не помнила, как очутилась дома. Рокси радостно бросилась ей навстречу, предвкушая кормёжку, но она не обратила на кошку никакого внимания. Коммуникатор судорожно вибрировал, сообщая о переполненной памяти, — это продолжалось с той самой минуты, как она вернулась в свой мир. Ей пришлось сунуть строптивый аппарат в кувшин с водой.
Уже не сдерживая эмоции, она бросилась по лестнице наверх, в порыве безотчётной ярости опрокидывая оказавшиеся на пути табуреты, стулья и этажерки. Там, в Департаменте, в окружении соратников и друзей, ей остро хотелось побыть одной, но сейчас одиночество тяготило её, заставляя злиться ещё сильнее — злиться на саму себя, вымещая свой гнев на всём, что попадалось под руку.
Никто не виноват в случившемся, в том числе и она сама. Элис это, конечно, понимала, — только это было слабым утешением.
Силы, данные им природой, безмерно велики. Этой силой можно воспламенить воздух или заморозить воду, можно взмыть ввысь, сведя гравитацию к нулю, или сравнять с землёй многоэтажный дом: стоит лишь снять перчатки и сосредоточиться на определённой мысли.
Только одно всегда было и будет непостижимым и неизменным: время. Обратить время вспять не дано никому: ни людям, ни фэрлингам.
Элис шагнула к окнам, дёрнула бархатную портьеру. Тяжёлая ткань рухнула к её ногам бесформенной грудой, добавляя заключительную нотку к царившему вокруг бардаку. Обнаружив, что больше крушить нечего, она попятилась, чуть не споткнувшись об опрокинутое трюмо, и, рыдая, упала на кровать.