А на следующее утро стало известно, что двое исчезли: Зельц и Сергей.
— Сбежал Зельц-то! — ахнул кто-то. — И Сергея Иванчикова нет…
Маленький старичок содрал с лысины кепку, повертел ее, словно видел в первый раз. И сморщился, как от зубной боли, заморгал.
— Выходит, говорили по-разному, а сделали одно…
— Вы не смеете! Да, не смеете! — обрушилась на него девчушка в цветастой косынке. Она только что подоспела, запыхавшись. — Даже думать так про Сережу не имеете права! Он — комсомолец! — Она обняла плачущую мать Сергея, протянула ей сложенный вчетверо листок из школьной тетрадки в линейку. — Вот, прочитайте всем!
Там было написано:
«Дорогая мама, прости меня. Вместе с ребятами ухожу на фронт. Будем помогать Красной Армии с оружием в руках, а не с лопатой. Нас много, больше сотни. Жди письма».
Женщина бессильно опустилась на влажную землю, села, вытянув ноги. Кто-то, догадливый, подпихнул под нее дерюжку, кого-то послали за бидоном с холодным чаем. А она обводила всех глубоко запавшими глазами, то хмурилась, то улыбалась.
— Да неужто я б не отпустила? Не сказался даже. Вот они, дети. И не простился! Собрала бы ему поесть, постирала б… Да я, может, сама бы послала его! «Бей, сынок, проклятых! Защищай Родину!»
Оказывается, ушли старшеклассники и из других бригад. Видно, заранее договорились. Чтобы никто не задержал, ночью, крадучись, слились с темнотой, пропали в ней.
Мать Сергея и девчушка в цветастой косынке стояли у колодца, когда рядом остановилась машина воинской части. Шофер выбрался из кабины, ему надо было залить радиатор.
— О чем задумались? — спросил он их, доставая наполненное доверху ведро.
Рассказали ему все. Он присвистнул.
— Так я же их видел! Шагает целая колонна. Молоденькие все до одного, еще усы не пробились у них. Но гордые! Пошутил было, так не ответили… А впереди высокий такой, чубина на глаз свалился…
— Сережка! — вскрикнула Иванчикова, прижимая ладони к сильно заколотившемуся вдруг под сборками сарафана сердцу.
— Может, и Сережка, — согласился разговорчивый шофер. — Строгий парень. Вдвоем они впереди, второй тоже строгий. Железнодорожник какой-то.
— Это Василий Васютин! — обрадовалась девчушка. — Из третьей мелитопольской школы! Он еще возглавлял паровозную службу депо детской железной дороги!
Потом привозили подробности о колонне старшеклассников другие фронтовые шоферы, которые встречали их в пути.
Прошагав многие километры, на одной из станций ранним августовским утром мелитопольцы разместились по вагонам и тронулись к месту формирования комсомольской воинской части.
Бердянск расположен, как древний амфитеатр, и обращен к морю. Живописные улицы отражаются в тихой воде, словно в зеркале. Когда налетает ветерок, изображение дробится, ломается. Потом снова становится четким. Сколько бы ни смотрел Павел на воду — никогда не надоедает.
Он в светлой тенниске, в тапочках на босу ногу, под мышкой — весла. Краска с них слезла, и обнажилось отмытое добела дерево. Павел не представлял, как можно жить без моря, в котором купался ежедневно. Постоял еще на косе и пошел домой, зарываясь пятками в горячий рассыпчатый песок. Он чувствовал его даже через резиновую подошву.
Толкнул калитку. Освобождаясь от весел, зацепил ими виноградную лозу — тяжелые гроздья закачались, солнечные ягоды, просвечивающиеся насквозь, засветились. Скоро созреют. А отведать не доведется.
— Павлуша! — послышался голос матери из окна. — Что ты так долго? Я уже на стол собрала. Коля-то с Витей поели. Иди и ты, пока не остыло.
— Спасибо, мама. Не хочется мне что-то…
Он пробрался в комнату, растянулся во всю длину на тахте, закинул руки за голову. Сказать или нет? А если не пустит? Нет, мать должна понять его. Он с детства во всем советовался с ней. Никогда ничего один не решал. Сейчас — впервые…
Павел вскочил, заходил по комнате, натыкаясь на старенькую мебель, как ослепленный. Сказать или нет?
Снова бросился на тахту, смял подушку, прижался к ней лицом.
— Сынок, ты не занемог ли?
Когда она вошла? Мать сидела возле него и встревоженно допрашивала:
— Опять много купался? Наказывала ведь… Голова болит?
Он поднялся, присел рядом с матерью. Бережно взял ее руки в свои.