Сюда приходят все — проигравшиеся в Яме, несчастные влюбленные, лишенные гражданства, потерявшие работу, расставшиеся со всеми надеждами и просто уставшие от сумасшествия нашего мира.
Четыре с небольшим секунды свободного падения, и покойника, если тому повезет попасть в течение и всплыть, через несколько дней баграми вытаскивают из воды лодочники или жандармы. Или же, если они не поспешили, набежавшие скангеры или выползший из темной норы тру-тру, оприходуют несвежее мясо по-своему. Падальщики и людоеды чувствуют мертвых гораздо лучше, чем живые.
Далеко на западе, в голубоватой дымке виднелась широкая, серая, ребристая полоса — дамба дьюгоней, отделяющая огромное озеро Мэллавэн от фьорда, вода в котором была чем дальше от преграды, тем солонее. Перед дамбой раскинулся низкий, застроенный домами длинный остров. Я бы на месте жителей его районов — Паутинки, Хвоста и Гетто Два Окна — нервничал. Чуть ли не каждый год газеты писали, что по всем математическим расчетам выстроенная дьюгонями плотина не выдержит напора воды и зальет Рапгар по крыши. Если такое случится, то Паутинка и иже с нею утонут первыми в течение нескольких минут.
Правее от дамбы располагались самые грязные заводские и фабричные районы. Очаровательная четверка: Пепелок, Дымок, Сажа и Копоть. Я в жизни там не был и надеюсь, что никогда не попаду, так как у меня нет запасных легких.
Многочисленные трубы предприятий, работающих на благо города и страны, пачкали небо бесконечными столбами дыма самых странных и нелепых цветов, вплоть до алого и зеленого. При ясной погоде, когда начинался закат, из-за этих выбросов в воздух солнце окрашивалось во все оттенки радуги, а его лучи создавали и вовсе невиданные оптические эффекты. Боюсь, таких перемешанных палитр не мог бы изобрести даже воспаленный мозг лунатика, который обожрался наркотика мяурров.
На счастье жителей Рапгара, роза ветров, властвующая над городом, была такова, что весь дым сносило на запад, на озерный край и начинавшиеся за ним леса. В противном случае, вся столица давно бы успела зарасти сажей и провонять вплоть до старых катакомб.
Мы миновали мост, под которым спокойно проплывали корабли, и въехали в Сердце — деловой центр Рапгара, пристанище крупных банков, представительств компаний, посольств, магазинов, Академии доблести и Скваген-жольца. Дома здесь были не в пример выше, красивее и чище тех, что остались на южном берегу, а улицы широки и просторны.
Поезд начал замедлять ход, миновал небольшой туннель, проложенный над проспектом, где располагался любимый ресторан Данте, и не прошло и двух минут, как мы оказались на Центральном вокзале.
Вагон остановился у перрона, я встал и уже собирался покинуть купе, когда мое внимание привлек маленький желтый лоскуток, торчащий между спинкой и кожаной подушкой дивана, на котором недавно сидела Эрин.
— Что это? — нахмурился я, подошел поближе, и в руках у меня оказался женский шелковый платок.
Он был канареечно-шафранным, с витиеватыми оранжевыми разводами и едва уловимо пах духами Эрин — красный мандарин, ваниль и свежесрезанные цветы.
— Забыла, когда убегала в спешке? — высказал предположение Стэфан.
— Тогда бы он просто лежал на сиденье. Или на полу. Нет. Она его спрятала. Разве не видишь?
— Вижу. Но не понимаю. Что ценного в обычном, пускай и шелковом платке?
— Если бы я знал. Но Эрин, похоже, опасалась держать его при себе. — Я посмотрел ткань на свет, но ничего интересного не нашел, немного подумал и убрал вещь в карман брюк.
— Что ты делаешь? — тут же забеспокоился амнис.
— То, что считаю нужным. Здесь он точно пропадет. Возможно, мне когда-нибудь представится возможность встретиться с ней еще раз.
— Глазам своим не верю! — если бы у Стэфана были руки, он бы ими непременно всплеснул. — Ты решил, что не стоит забывать эту смазливую убийцу!
— Ну, здесь, положим, надо разобраться, — неохотно ответил я, направляясь к выходу. — Ее стилет в груди того жмурика еще ничего не значит.
Я распрощался с поклонившимся кондуктором и неспешно пошел по перрону, стараясь избегать сутолоки, устроенной пассажирами, и носильщиков с телегами, нагруженными чемоданами, коробками и корзинами.
К запаху смолы от шпал здесь примешивались ароматы ванили, корицы и сдобы. Чуть дальше, прямо на перроне, мальчишка из народа кохеттов торговал булочками.
Десять платформ вокзала были накрыты застекленным куполом, сквозь который проникал дневной свет. Под куполом мелькали крылатые тени — голуби и носящиеся по делам и поручениям фиоссы. Они благоразумно не залетали в основное здание вокзала, не желая сталкиваться со своими вечными врагами — хаплопелмами. У двух этих рас были стародавние счеты, и, зная некоторую вспыльчивость хапл, поведение фиосс можно было назвать очень здравомыслящим.