Он, словно почувствовав это, протянул руку в мою сторону и заорал, брызгая слюной:
— Ты! Благородный чэр! Твой отец, словно завью, пил кровь из трудового народа! Он такой же ублюдок и чудовище, как ты!
Не важно, кем был мой отец. Важно, каким я его помню. И он не был похож на чудовище. Я хотел сказать это безумцу, когда буду ломать его кости, но в этот момент подоспели запоздавшие синие мундиры, сделавшие за меня всю черную работу.
Разумеется, сторонники сектанта пытались им помешать, но пущенные в ход дубинки успокоили самых активных. Я заметил, что один из фанатиков в толпе держит руки в карманах, и сквозь ткань его одежды тускло просвечивает голубой свет. Готов поставить четверть своего состояния, что там револьвер с электрическими пулями.
Так и оказалось. Когда он выхватил оружие, я уже был рядом и с удовольствием воспользовался тростью, выместив на нем свое дурное настроение и ногой отбросив оружие подальше. На помощь незадачливому стрелку подбежал другой участник секты, но его скрутило зелеными жгутами и что есть сил несколько раз ударило о брусчатку.
Я снял шляпу и благодарно кивнул мужчине в черном мундире с золотыми эполетами — военному магу из Академии Доблести. Офицер также ответил мне кивком.
С другой стороны площади раздались выстрелы — кто-то из сектантов пытался скрыться и заставить жандармов оставить погоню. В поднявшейся суматохе он едва не улизнул, но его в три удара сердца догнала выглянувшая из вокзала на шум кобальтовая хаплопелма. Беглецу удалось попасть в нее, но это не смутило сотрудника Скваген-жольца. Прыжок, укус, и идиот забился в судорогах.
— Яд? — поинтересовался я.
— Не думаю, чэр. Разве что он ее очень разозлил. Скорее всего парализовала, — сказал маг в черном мундире. — Пойду, посмотрю ее рану. Было приятно иметь с вами дело.
— Удачного дня, — пожелал я, отправляясь своей дорогой и давая возможность остальным зевакам насладиться зрелищем и пообсуждать проворство паука.
— Не знаю, на что они рассчитывают, давая каждый раз такое представление, — проворчал я, выходя на прямую улицы Катафалков. — Такое впечатление, что резервы Багряной леди безграничны.
— Лучше пусть проповедуют, чем взрывают, — не согласился со мной Стэфан. — Впрочем, эти люди, в отличие от секты Детей Чистоты, не так безобидны. И рано или поздно они дойдут до чего-нибудь более серьезного.
— Они уже совершали политические убийства. Хорошо, что серые мундиры Скваген-жольца смогли накрыть ту ячейку.
— Слишком поздно, на мой взгляд — многих то все равно убили. Ты решил идти домой пешком?
— Нет. Хочу взять коляску на противоположном конце улицы.
— Ну, слава Всеединому, что не трамвай. Я бы на твоем месте не слишком спешил в родную обитель.
— Почему? — удивился я, рассматривая в витрине горшки с цветами из дальних колоний.
— Анхель должна быть в ярости, что ты не взял ее с собой. Если она только узнает о твоих приключениях…
— Не узнает. Если, конечно, ты не расскажешь.
— Я-то не расскажу. Но она узнает. И будет в ярости.
Я расстроено цокнул языком.
— Что же. Приложу все усилия, чтобы помириться с ней как можно быстрее.
— Было бы очень хорошо, если бы ты так сделал. Потому что в твоей беспечности, как всегда, обвинят меня.
У одного из домов я увидел представителей маленького народца. Рыжие и очень чумазые малышка и малыш, обряженные в конфетные фантики и сшитые из газет башмачки, пели песенку, прося подаяние:
— Во-о-от идет хаплопелма по горо-о-оду. Охотится-а-а на фио-осс, — тоненьким голоском пела крошка, трогательно сложив ручки.
— Думала, что мухи! — подхватил ее партнер.
— И во-во-о-от она на-апала на большой трымнывай! И съе-ела его-о-о!
— Думала, что муха! — уточнил малыш.
— А в трымнывае еха-ал пи-икли-и-и! И ужалил хаплопелму мо-о-олнией!
— Думаал, что муха!
— А хаплопелма поду-умала, что это муха то-о-оже!
В маленькой шляпе совсем не было денег, что и не удивительно, если учесть их репертуар и тихие голоски. Я бросил туда один трестон, чем вызвал целую бурю восторга и писков, которые не прекращались, пока я не свернул за угол.
Дорога в коляске с поднимающимся верхом, запряженной парой лошадей, заняла у меня минут сорок. Проехав Сердце насквозь по мосту Бунтарей, экипаж перебрался на остров Пустоголовых, а уже с него на северную, материковую часть Рапгара.
Мой дом расположен в южной части района, который называется Олл. Улица Гиацинтов — это замечательное тихое место, территория частных домов и особняков, окруженная множеством вязов и практически изолированная от той суматошной и безумной жизни, что властвует в более многолюдных частях Рапгара. Олл — маленький островок в штормовом океане. Жить здесь удобно, приятно и в большей степени легко.