Одна из Палаты Семи протянула мне руку для поцелуя, и на ее пальце матово блеснул черный оникс. Я проявил вежливость и даже сказал:
— Чэра эр'Бархен, вы оказываете мне честь.
Иногда я сам себя не узнаю, таким лицемером становлюсь. Ведь всего два года назад мне хотелось лишь одного — Всадить ей пулю в голову. А теперь «искренне» улыбаюсь и остаюсь вежливым.
Старушке Фионе чуть больше ста семидесяти, но выглядит она всего на сорок. Очень моложавая, очень ухоженная, прекрасно следящая за собой женщина в полном расцвете сил. Я не рискну назвать ее красавицей — слишком большие глаза, слишком худое лицо, слишком капризные губы. Ее волосы — соль и перец — аккуратно спрятаны под очаровательным бархатным беретом, и видна лишь одна прядь над левым ухом.
— Как поживает ваш замечательный дядюшка, чэр эр'Картиа?
— Прекрасно, — сказал я.
— Передайте ему привет. — Она улыбнулась. — С его уходом от нас жизнь стала более… тусклой.
— Я бы осмелился вас поправить, чэра. Скорее всего, с тех пор, как он оставил Палату, жизнь стала более спокойной и простой.
У нее оказался очень приятный и мелодичный смех. И ей было над чем посмеяться — когда у тебя есть враг, с которым сражаешься без малого век, а затем он проигрывает из-за глупости родственника-мальчишки, это хорошо.
— И все-таки, Тиль. Я ведь могу вас так называть? И все-таки, Тиль, она стала тусклой, пусть и более спокойной. Пропала острота соперничества. Полагаю, ваш дядя думает то же самое.
Возможно, так и есть, но мне это неизвестно.
— Неужели вы, любезная чэра, жалеете о прежних временах?
Ее глаза за стеклами очков прищурились, она явно услышала скрытый подтекст фразы:
— Я никогда и ни о чем не жалею, мой милый мальчик. И даже в вашей истории руководствовалась не враждой с вашим дядей, а буквой закона и интересом государства.
— Я ни на миг не сомневался в этом, чэра. — Я лгал, как дышал, и не чувствовал от этого никаких угрызений совести.
Анхель рычала. Она бы с радостью убила хитрую гадину, вместе со своими сторонниками обрекшую меня на «новую жизнь».
— Ваш амнис очень эмоционален. — Чэра Фиона, разумеется, не знала, чего хочет Анхель, но прекрасно чувствовала ее. — С учетом того, что у вас нет при себе трости, полагаю, это нож? Я прекрасно помню его. Несколько дюймов отличной стали и невыносимый характер.
Мне показалось, что ножны мелко завибрировали от ярости.
— Это вы создали его? — вопреки всему, я заинтересовался.
— Мой учитель. Он был куда лучшим магом, чем я. Амниса обуздали по заказу вашего предка. — Она вздохнула. — Раньше, когда закон Князя еще не запрещал этой области магии развиваться и создание амнисов не было взято под жесткий контроль государства, из рук волшебников выходили настоящие шедевры.
Анхель не желала быть шедевром. Она жаждала крови, и мне пришлось приказать ей взять себя в руки.
— Я знаю вашу позицию насчет создания новых амнисов, — кивнул я. — Газеты неоднократно об эгом писали.
— Вы не разделяете такой взгляд? — Она по-птичьи склонила голову, и в этом жесте читалась скрытая насмешка.
Я покачал головой:
— Мое отношение к магии нейтральное, чэра. Впрочем, как и к развивающимся технологиям. В том смысле, что я не считаю, будто одно обязательно должно довлеть над другим.
— Я удивлена. — В ее глазах появилось нечто похожее на проблеск интереса. — Ваш дядя был иного мнения и убедил Князя принять несколько не слишком популярных среди магов законов. В том числе и о запрете создания новых амнисов.
Она предложила мне сесть возле столика, где горели высокие пальмовые свечи. Я отодвинул стул, кляня почем свет эту госпожу, и, дождавшись, когда она усядется, сел напротив.
— Лучэры веками пользовались помощью амнисов и магов. Я не вижу в этом особого вреда. Мир не рухнул в Изначальное пламя, Двухвостая кошка не пришла за нами, и жизнь продолжилась как раньше. Но, к сожалению, в первую очередь к вашему сожалению, волшебство не способно дать то, что мы получаем от пара и электричества. Вы и сами это видите. Мы слишком сильно полагались на помощь потусторонних существ и заклинания, а то, что дал нам Всеединый, давно забылось. Остались лишь крохи, и наша цивилизация остановилась в развитии.
— И поэтому технологиям решили дать шанс, — горько сказала Фиона, ее глаза смотрели на меня, но не видели.
— И вы не будете отрицать, что за сто прошедших лет перемены с городом, страной и миром произошли разительные.
— Не буду, — согласно кивнула она. — Но вот к добру ли это — ответить не смогу.
Конечно, любезная чэра. Для вас — не к добру. Такие, как вы, природные маги из влиятельных семей потеряли слишком много власти и денег от вето, наложенного на «Закон о создании амнисов», и двенадцати поправок к законам, которые взяли магию под жесткий контроль государства.
— Некоторые артефакты были так сильны и находились в столь ненадежных и неразумных руках, что это могло привести к множеству бед, — нейтрально ответил я ей.
— К такому же количеству, как взрывчатка, эти чудовищные паровые машины и яд, что теперь портит наш воздух? — Ее тонкие бесцветные брови нахмурились. — Вечная беда всех цивилизаций, вставших на новый путь и считающих, что все, что было в прошлом, опасно, — гибель. А если и не гибель, то потеря жизненно важных знаний.
О да. С этим не поспоришь. Создатели амнисов — древние чудовища, от которых постепенно остаются лишь огни над могилами. Рано или поздно вы все окажетесь в Изначальном пламени, и часть искусства, над которым вы так дрожите, канет в прошлое. Хорошо это или плохо — не знаю.
— Скажите, чэр, могу ли я посмотреть вашего амниса?
— Боюсь, чэра, что это невозможно, — прохладно ответил я. — Она не желает, чтобы вы брали ее в руки.
— Она? — удивилась самая влиятельная волшебница Рап-гара. — Интересно. Амнисы женского рода очень редко попадаются нам. Они гораздо сильнее мужских сущностей и вселить их в такую стабильную и жесткую субстанцию, как металл, не так-то просто. Что же, я вполне понимаю вашу служанку. Но удивлена, что вы идете у нее на поводу, Тиль. Этим созданиям следует показывать, кто в доме хозяин, иначе они обязательно выйдут из-под контроля. Это вопрос времени.
Ни я, ни Анхель не были с этим согласны, причем последняя выражала свое мнение настолько ярко, что чэра эр'Бар-хен опасно прищурилась. Я помнил, что она на дух не переносила, когда кто-нибудь из амнисов переставал быть к ней уважительным.
— Спасибо за совет, чэра, — поблагодарил я ее. — Но у меня с моими подопечными несколько иные отношения, чем это обычно принято в Рапгаре.
— А вы интересный лучэр, — неожиданно сказала она мне, вставая с кресла и протягивая руку. — Не такой, как другие в нашем обществе.
— Каждой личности приходится сражаться для того, что-бы ее не поглотило собственное племя, — ответил я ей.
— Кто это сказал?
— Мой амнис.
Она рассмеялась, и я вновь удивился, насколько молодой смех у этой благородной старухи.
— Благодарю вас за беседу. Мне было очень приятно узнать вас поближе.
— Взаимно, чэра.
Она оставила меня, проскользнув в зал, где гремела музыка и слышался гул голосов, а я постоял у окна еще немного, думая, к чему был этот разговор и что действительно нужно благородной чэре.
Когда я вернулся с веранды, никаких особых изменений не произошло. Светский вечер был в самом разгаре. Мимо меня несколько стюардов провезли столики с новыми порциями холодных закусок. Я заметил икру на льду, кирусских омаров и свежие устрицы.
В дальнем конце зала, там, где собралась молодежь, рекой лилось шампанское и слышался смех. Вокруг аквариума Арчибальда собрались истинные ценители театра, и дьюгонь, уже основательно набравшись, декламировал отрывки из своей новой, пока еще не законченной пьесы.
Талер как сквозь землю провалился, вполне возможно, что дорвался до оружейной комнаты и теперь его оттуда сможет вытащить только Катарина. Я посмотрел по сторонам, желая отыскать незнакомку, которая так быстро покинула веранду, но не увидел ее среди гостей.