— Некоторых легче пристрелить, чем прокормить…
— Молчи, коварная, — объевшийся Михаил был настроен добродушно, — Ты это все подстроила, чтобы зачеты не сдавать!
— Ага! — она весело захихикала.
А он подумал, что пока все идет как надо.
Потом они смотрели телевизор, как обычная семейная пара, а потом разбрелись по своим спальням, пожелав друг другу спокойной ночи. Миша был слегка разочарован, что его не стали соблазнять, но зато это нормальное человеческое общение окупало все. Он был готов терпеть свое неутоленное желание, лишь бы она к нему привыкла. Глядишь, еще пара дней — и передумает разводиться…
Его маленькая мстительная жена не собиралась складывать оружие, она, хитро улыбаясь в своей постели, придумывала козни перед сном. А главное, она не забывала о документах на развод.
И потянулись дни, наполненные этой борьбой желания и самообладания.
Адский рай. Или райский ад.
Когда страшным оружием становится случайный взгляд или вздох, или слово, сказанное чуть дрожащим от страсти голосом. И семейные ужины. Иногда это были просто приемы пищи с веселым общением, а иногда откровенное обольщение, сводящее с ума. После такого оба по полночи торчали под холодным душем.
Аня попросила, чтобы перегнали сюда ее хонду, Михаил покривился, но исполнил. Потом она, наконец, закончила работу над документами и отдала ему, пусть его юристы все проверят. Ему было ужасно неприятно, но он выполнил и эту ее просьбу, и принес ей заверенные экземпляры. Оставалось лишь поставить подписи.
Не сказав ей ни слова, он подготовил и свой вариант, где отдавал ей все. Михаил не желал даже думать о поражении, он хотел, чтобы она узнала… Потом, когда-нибудь… Что деньги не имели никакого значения, что он хотел только ее.
Так прошло две недели. К этому времени оба уже дошли до последней точки и изнывали от томления. Мучительные ночи, проводимые в одинокой постели, когда твой желанный рядом, только признай свое поражение, только протяни руку и окунись в наслаждение, сводили их с ума.
Все случилось внезапно.
Она предложила сходить вечером в ресторан. Он согласился, среди людей будет легче вытерпеть эту пытку, страшно тяжело все время отказывать себе в том, чего хочется больше всего на свете.
Модный светский ресторан прямо рядом с домом, даже машину не стали брать. В зале было порядочно народа, какая-то компания гуляла. Молодые, много симпатичных мужчин и женщин. Миша с Аней сели за столик, недалеко от той веселой компании, заказали шампанского, закуски, и, в общем-то, хорошо проводили время.
До тех пор, пока Аню не пригласил танцевать парень из этих веселых соседей. Михаил хотел было отказать, но мужик улыбался так обезоруживающе безобидно, что он, стиснув зубы, с улыбкой разрешил. А теперь смотрел со стороны, как этот тип прижимает к себе ЕГО женщину, как наклоняется и шепчет что-то ей на ушко, а она смеется. Смеется она. Убить ее мало! Но когда этот… тип коснулся ее щеки и убрал ей за ушко выбившийся локон, вот тогда крышу у Кольцова и сорвало.
Припадок берсерка, совсем как тогда. Картинки замелькали перед глазами, битые в кровь морды… Михаил встряхнулся, приходя в себя, он понял, что все, что дальше он себя контролировать не сможет, надо забирать ее отсюда. Поднялся и подошел за своей женой, разбить эту танцующую парочку. Мужик пытался было в шутку воспротивиться, а Аня, увидев эту страшную ледяную мглу, клубящуюся в глазах мужа, вцепилась в его плечо.
И запустила в него ногти. В этот миг Михаил почувствовал себя как многовековой дуб, который, наконец, свалили последним ударом топора, он даже слышал тот скрип и скрежет с которым рухнуло его самообладание. Ее ногти, впивающиеся в его плечо…
Словно пошла неуправляемая цепная реакция. Как они добрались до дома, яростно целуясь и цепляясь за какие-то углы, оба не помнили. Каким-то чудом оказались в постели, а дальше была борьба за жизнь, и каждый был жизнью для другого. Была ночь непрерывного безумия, болезненно-нежно-страстно-мучительно-сладкого бесконечного наслаждения. И все-таки эта ночь прошла.
А потом настало утро. Утро, которого боялись и ждали оба.
Поцеловав его в последний раз, Аня встала, вытащила свои экземпляры разводных документов, подписала их и протянула ему.
Он видел, что она делает, и не верил своим глазам. Когда Аня подошла к нему, протягивая ручку и бумаги, он смотрел на нее так, словно она ударила его ножом в спину, а теперь вырезает его еще живое сердце. В ее глазах тоже плескалась боль и стояли слезы.
— Зачем? — только и смог сказать он.
— Я должна, — голос дрожал от сдерживаемых слез.
Он оттолкнул те документы, что она ему протягивала, вынул свой вариант, подписал его без слов, протянул ей и отвернулся, сел на кровати, опершись локтями в колени и обхватив голову руками. Мужчина был раздавлен. Оба не сказали ни слова больше друг другу. Она быстро оделась, взяла бумаги и ушла.
Глава 14
Он был раздавлен.
Щелкнул замок входной двери. Ушла.
Мир сузился в крохотную точку, и эта точка наливалась болью. Значит, вот как бывает, когда случается самое страшное…
Мужчина сжал голову руками. Ушла. Вырвала его сердце и ушла. Сделала его.
Нет.
— И как же ты после этого будешь жить? А? Скажи мне, как ты будешь жить? Мужик?
Нет.
— Ты вообще мужик? Ты что, вот так ее отпустишь? Ты что, позволишь ей вот так уйти из твоей жизни? Ты же видел ее глаза… Она же чертова царевна-лягушка безмозглая, все думает, что в игрушки играет… не соображает, что делает… Ты же знаешь, что она тебя любит!
Нет. Нет. Нет!
— Что, так и будешь сидеть здесь, сопли жевать и подыхать от тоски?! Беги!!! Идиот несчастный!
Он сорвался мгновенно.
Не могла она далеко уйти, он ее вернет.
Потому что она — его! Потому что иначе, зачем ему жить.
Аня только-только отъехала на своей хонде, рядом на переднем сидении лежали разводные бумаги. Каким чудом еще держались на грани истерики ее нервы, кто знает? Слезы все-таки потекли и теперь текли водопадом, а дыхание срывалось. У нее же сейчас просто сердце разорвется… Как больно… Больно-то как…
Вдруг какой-то, она уже плохо видела из-за слез, застилающих глаза, огромный наглый джип подрезал ее и притер к обочине. Она только собиралась выйти из машины и начать ругаться, как дверь открылась, и знакомые руки яростно выдернули ее с сидения и вжали в свою грудь. Миша.
Аня приникла к нему, колотя кулачками, куда придется:
— Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу!
А он прижимал ее к себе и все повторял, как в бреду:
— Моя. Моя. Моя. Моя.
— Ненавижу тебя… — ее колени подогнулись, и они вдвоем сползли прямо на проезжую часть, — Ненавижу…
— Я тоже… Безумно тебя люблю… Люблю…
Им сигналили, их объезжали другие машины, они создавали пробку. Но в тот момент весь мир перестал существовать, остались только эти двое.
Сумасшедшие влюбленные.
Миша опомнился первым, подхватил Аню на руки и вынес на тротуар. Там он присел прямо на парапет, держа ее на руках. С утра было пасмурно, наконец, закапал теплый августовский дождик. Они так и сидели, обнявшись, потому что так надо было, им так было надо. Дождик побрызгал и перестал, проезжавший мимо эвакуатор с радостью забрал их тачки, и пусть! Было весело на это смотреть.
Смотреть новыми глазами на новую жизнь.
Аня завозилась у него на руках, прижалась головой к теплому плечу и, глядя в глаза, протянула ему маленький скрюченный мизинчик:
— Мир? — шепотом.
— Мир, — прошептал он и зацепил ее мизинчик своим.