Попросите его написать о себе 15–30 коротких предложений, отвечающих на любые из вопросов: „Какой я?“, „Кто я?“, „Что люблю или ненавижу“ и т. п. Условие: каждое предложение должно начинаться с „Я“ или „Мне“ (или „У меня“). Записывать надо всё, что придёт в голову, не слишком раздумывая и подбирая правильные слова. Долгие раздумья в поисках „умных мыслей“ не требуются — это должен быть просто поток сознания. Если ему будет „лениво“ писать самому, начните записывать его фразы сами, под его диктовку. Скорее всего он заинтересуется и продолжит самостоятельно. (Подростки очень любят копаться в себе.)
Мы попросили ответить 15-летнего подростка. Лицеист, хорошо образован, интересен внешне, из хорошей семьи, отношения с родителями нормальные, дружеские. Внешне он выглядит уверенно и независимо.
Полюбуйтесь:
· Меня всё бесит.
· Я урод.
· Мне в голову ничего не приходит.
· Я отзывчивый.
· Я не знаю ничего.
· Я заколебался.
· Я хочу это съесть.
· Я стою на одном месте.
· Я танцую „Яблочко“ на палубе безысходности.
· Меня не волнуют чужие проблемы.
· Моя совесть чиста.
· Я хочу!
· Я есть?
· Я себя уважаю.
· Я чувствую себя одиноким порою.
· Я жду чего-то нового.
· Я ищу себя по подворотням.
· У меня есть мечты.
· Мои сны пусты.
· Я сам кузнец своей судьбы и сам её убийца.
· Я не боюсь смерти.
· Я хочу чего-то нового… разнообразия какого-то… хоть скандала…
Обратите внимание, как много скептически-критичного отношения к себе, какие противоположные, взаимоисключающие качества каким-то непостижимым образом уживаются в одном человеке. („Отзывчивый“ — „не волнуют чужие проблемы“.) Обратите внимание: что отзывы со знаком „минус“ преобладает над нейтральными и „плюсовыми“ отзывами. Это не удивительно. У подростков (даже старшего возраста) ещё нет чёткой жизненной позиции, да и самих себя, своих сил и возможностей они ещё не знают. Они делят мир на чёрное и белое, не признавая полутонов, да и к себе относятся так же — без снисходительности. Заниженная самооценка вообще характерна для детей подросткового возраста. Мнение друзей, учителей, родственников может как поднять её, так и обрушить (причем с интервалом в 10 минут). Потому что свои, внутренние критерии ещё не сформировались и подросток собирает основные данные о себе из окружающего мира.
Большой переход
Это, пожалуй, самая необычная ступенька в той лесенке развития, по которой поднимаются наши дети. И самая широкая. И самая крутая. Здесь ребёнок уйдёт из детства и шагнёт во взрослую жизнь.
Начинается переходный возраст примерно в 12 лет (но может и в 11, и в 13), заканчивается лет в 17–18. (Но случается, что его проблемы и издержки человек не перерастает и к 20, и к 30, но это отдельный разговор.)
Первую часть „перехода“ обычно называют отрочеством, вторую — юностью.
Самое большое отличие от всего, что было и что будет, то, что человек разбирается здесь, в эти бурные годы, не столько с миром, который вокруг него, сколько с самим собой. И эти напряженные разборки не закончат до тех пор, пока он не поймёт себя и не выберет свой путь. То есть направление своей деятельности, профессию, семью и т. п. и т. д. он формально завести сможет, но это не в счёт; в счёт идут только действительные решения, основанные на глубинных желаниях души.
Говорят, когда мы приходим в этот мир, душа каждого из нас знает своё истинное предназначение. Но… мы потом о нём забываем. Как знать, может, беспокойство отрочества и метания юности как раз и нужны для того, чтобы дать душе вспомнить? А если не вспомнить, то хотя бы уловить ту мелодию, которая позовёт за собой. И чтоб слух не замкнулся, и чтоб равнодушие не отвело глаза, и чтоб непробиваемое спокойствие не превратило в зомби.
Эта страстная жажда новизны, это неприятие трафаретов, этот бунт против обыденности — может быть, это шансы, которые даёт нам жизнь. Первый раз — сначала — когда мы сами были подростками, второй раз — когда подрастают наши дети. Точно не знает никто. Но вот одно несомненно: проживание (и переживание) этого знаменитого кризиса определяет то, каким человеком станет ваш самый родной человек. И то, что поймёте о себе вы, его родитель, когда ваш ребёнок займется поиском себя.
Всё начинается со взрыва
Так начиналась наша Вселенная.
Так начинается прыжок во взрослую жизнь.
Гормональный взрыв настигает ребёнка внезапно. Всегда — внезапно, даже если он сотни раз слышал об этом, смотрел и читал.
Гормоны бушуют в крови, и тело становится незнакомым и тесным. Как клетка, как западня, как ловчая яма, в которую
Физических изменений так много, проходят они так стремительно, что ребёнок не успевает подстраиваться сам под себя. Шаг, поворот, взмах руки — и чашки осколками на пол, и рвутся колготки и брюки, и стулья, и стены сами оказываются на пути. Подростковая неуклюжесть — оттого, что не свыкся ещё со своим взбунтовавшимся телом. И синяки, и шишки, порезы и ссадины. И этот ужас — угри на вечно блестящей коже. И сны по ночам, от которых и сладко, и не знаешь, куда подеваться. И бессонница, и бестолковость, и туман в голове, и этот странный про-ти-во-положный пол…
Всё смешалось в голове у подростка, всё смешалось.
Первая трудность — биологическая. Половое созревание и завершение физического роста.
Но это не главная трудность.
У подростков странное положение: ещё не взрослый, уже не ребёнок.
Родители… их жизненный опыт его доканал!!! Их заботы кажутся ему мелкими и не стоящими внимания, а сама их жизнь — болотом. Он не хочет примерять её на себя. Впервые его разрывает такое: любовь, от которой хочется сбежать.
Ему просто трудно быть рядом с родителями. В отношениях с ними появляется снисходительная небрежность, или сердитость, или „откат“. Но это внешнее. На самом деле его загрызает чувство вины, себе он кажется чуть ли не предателем, который сбегает от тех, кто надеется на него. Дом перестал быть оплотом, здесь тесно, и родные стены, увы, не спасают. Мешают? Выталкивают? Он сам не может понять.
Всё смешалось в голове у подростка, всё смешалось.
Вторая трудность — социальная. Необходимость социального самоопределения и выход в самостоятельную жизнь.
Но это не главная трудность.
Бежать, отодвинуться, выйти; свобода — не здесь. А где? И как? Сил много, а деть их толком некуда. Допекает материальная несостоятельность. Взрослый получит деньги за свою работу — и он хозяин себе. У него тоже есть работа—это школа, уроки. И кто сказал, что она легка? Но школьникам, даже старшим, даже тем, кто занимается шесть часов там и четыре дома, не положена зарплата. (Интересно, хоть один нормальный взрослый станет ходить на службу „за так“?!) Приходится просить у родителей (или не просить — без разницы), и его субсидируют, и хорошо, если не попрекают при этом.
„Дайте мне точку опоры, и я переверну мир“ — великий грек тогда, наверное, был подростком… А что мы можем предложить тинейджеру? Мести дворы или разносить почтовые извещения. Несоизмеримо. Сил много — и полное социальное бессилие.
Но время идёт, и вот-вот надо будет сделать выбор, банальный, как детский стих: кем быть? (Мало кто из них способен сделать свой выбор сразу; за многих решают родители, но — где гарантия, что они угадают твой путь?) Волнение по поводу своего места в широком социальном мире вполне понятно: то бессчётное количество вариантов и альтернатив, которое появляется перед ними, скорее не радует, а подавляет. Наши выросшие дети готовы метаться, и пробовать, и перебирать, как гальку на берегу моря, и профессии, и круг знакомых… Но многие из них застывают в нерешительном раздумье, и тянут, тянут, тянут, словно ждут сигнала изнутри — изнутри себя. Выбрать, понять и не ошибиться. „Где я нужен?“, „кому я нужен?“, „где и с кем, и кем я хочу быть?“ Взрыв вопросов, а ответы — их только предстоит найти.