Выбрать главу

Вечером я разложила на ковре фотоснимки. Справа — Берту с МХ, слева — Самыкина с его «командировкой». Подперев голову руками, я долго смотрела то на одну пару, то на другую. Эти фотографии, с поцелуем, я отдам завтра Примаку, тот — кредитоспособному клиенту, а он спрячет их в сейф. Зная, что жена ему таки изменяет, и сам будет вести себя свободно. На упреки жены он молча продемонстрирует снимки. Берте и крыть нечем. А вот если бы у нее были фотографии Самыкина с его пассией, ей бы было чем защищаться. Но таких фотографий у нее нет. То есть в принципе они есть, вот лежат. Но она о них не знает. А если бы знала, то это имело бы для нее значение? Наверное, да. Я поняла, что без дельного совета не обойдусь. Сашка мал, и без того я его эксплуатировала немало. От Примака вместе с советом можно получить нахлобучку. Оставался Силин. Не стесняясь поздним часом, я набрала его номер. Иван спал, как младенец, и не сразу вник в ситуацию.

— Вань, а Вань, я решила пойти к Берте и все рассказать.

На том конце провода — пауза.

— Алло, — позвала я.

— Я здесь. А вот тебе, пожалуй, следует уходить из ЧОА и открывать Ассоциацию обманутых жен. Будешь пользоваться бешеной популярностью, между прочим.

Теперь пришла моя очередь молчать. Я как-то не подумала, чем мне грозит рассекречивание.

— Дело даже не в том, что ты с треском вылетишь с работы. Подумай сама, может быть, их устраивает такое положение вещей? Он со своей девчонкой, она со своим детективом. Каждый при своем интересе.

— Вот только представь, — начала я, как будто собралась рассказать страшную историю про то, как братец Иванушка превратился в серого козлика, — представь себе: Самыкин возвращается из командировки…

— А на его диване такой натюрморт! Он этому синенькому за отличную работу столько «зеленых» отвалит! Разве он его не для этого нанимал?

— Не перебивай, — попросила я. — Вот он входит в квартиру, изображает радость встречи. Она ему ванну с пеной, макароны по-флотски, чистую рубашку. А этот козел безрогий…

— Да уже рогатый, — усмехнулся в трубку Силин, — даже крупнорогатый.

— Не перебивай же! Ты не знаешь, у них только самое начало.

— Ну-ну, рассказывай. Макароны, рубашки, — напомнил Иван, в голосе его слышался неистребимый скепсис. — Что там дальше?

— От мысли, что изменяет мужу, Берта будет терзаться, чувствовать свою вину перед ним.

— Да ну? — искренне изумился Иван. — По-моему, Лизавета, ты драматизируешь. Просто Олег Петрович задумал развод. Берта, разумеется, будет требовать аннексий и контрибуций: квартиру, машину и прочее. Он ведь богатенький буратинка. Он прекрасно понимает, что его новая молодая пассия ценит его за шелест купюр в бумажнике. Поэтому с движимостью и недвижимостью он расставаться будет неохотно. Если же он будет иметь на руках доказательства аморального поведения жены, финансовый вопрос отпадет сам собой — Самыкин просто выставит ее за дверь.

— Про развод — это твоя версия или есть что-то определенное? — поинтересовалась я.

— Более чем. Моя бывшая жена стрижется у самыкинской зазнобы. Бабы, конечно, народ языкастый, ненадежный, но в таких вопросах зря молоть не станут.

— И ты молчал?! — возмутилась я.

— Во-первых, я сам только сегодня узнал. Во-вторых, если бы ты мне не позвонила, завтра… то есть уже сегодня я бы и сам тебе сказал, а в-третьих, где ваше «мерси»?

— Завтра ты от меня все получишь, Силин, и «мерси», и манну небесную, и небо в алмазах!

Наша рыжая братия — народ непредсказуемый и импульсивный. Иногда мы совершаем такие поступки, из-за которых на наши золотые головы валится куча проблем, если не сказать грубее. Решение, которое я так рвалась реализовать, было мной продумано. Не заботясь о последствиях, с банкой меда и фотоснимками на следующий день я отправилась навещать больную.

Надежд на то, что Берта откроет дверь первому встречному, мало. Поэтому, позвонив в дверь, я, не моргнув глазом, заявила:

— Я из поликлиники.

Если бы существовали соревнования по скоростному вранью, без сомнений я была бы на них призером. Меня долго рассматривали в «глазок». «Наглость — второе счастье. А первое — вежливость», — так говорит Силин. Ничего не оставалось делать, как смастерить участливую улыбку, чтобы заставить поверить Берту в возрождение института сестер милосердия. Наконец она отомкнула замки и впустила меня в прихожую.