— Проверим?
— А, давай!
И мы поплыли к берегу. Упав на широкий пляжный матрас, мы и не подумали дегустировать пиво с пина-коладой. Мы еще долго продолжали дегустировать друг друга. Казалось, не осталась не опробованной и не продегустированной ни одна точка на наших обнаженных телах. И то самое, укромное и жаркое, встречаясь с напряженным твердым, поглощало его и будто желая удержать в себе навсегда, крепко обнимало влажной и упругой мякотью со всех сторон. Пролетали годы и столетия, менялись цивилизации, проходя долгий путь от каменного топора до водородной бомбы и исчезали, уступая место другим, молодым и дерзким. Рождались новые звезды и всего через сотни миллионов лет гасли, как будто их и не было. Галактики меняли свой узор, со скоростью света оповещая об этом Вселенную. А мы летели сквозь то, что называют временем, понимая, что времени нет. Время всего лишь условность, иллюзия, майя[87]. Есть только мы, составляющие одно тело, и только мы реальны. Это продолжалось всегда и одновременно никогда, бесконечно и одновременно меньше мига. Там, где нет времени, все понятия времени не имеют никакого значения.
— Ты чудо! — прошептала Ольга.
— Не буду спорить, — пробормотал я, — но ты еще чуднее.
Она засмеялась и шутливо отвесила мне легкий подзатыльник. Sic transit gloria amoris…
И вновь, как тогда и как всегда я потягивал через трубочку пина-коладу, залитую прямо в очищенный изнутри ананас (что интересно, за прошедшую вечность, она даже не нагрелась), а Оля лежала рядом, согнув ноги в коленях и покачивая одной, закинутой на другую, мелкими глоточками пила пиво.
— А какое у тебя пиво? — вдруг спросил я.
— Как какое? — удивилась она, — немецкое.
— А сорт какой?
— А я откуда знаю, ты хотел просто немецкое пиво, вот оно и есть — просто немецкое.
Я почесал лоб. Сначала хотел почесать затылок, но было лень поднимать голову.
— М-да, надо будет в следующий раз как-то быть точнее.
И тут меня прорвало. Я вскочил на ноги и закричал:
— Но как? Я ничего не хотел, ничего не заказывал! Я сам удивился, когда всё это увидел здесь!
— Егор, неприлично голому мужчине скакать над лицом женщины.
Я непонимающе уставился на нее, потом покраснел, быстро сел и пробормотал:
— Извини.
— Что касается твоего вопроса, — как ни в чем не бывало, продолжила Ольга, — то желание не обязательно должно быть озвученным или даже внутренне сформированным. Главное, оно должно быть сильным.
— Не понял. Это как?
— А я откуда знаю?
И я вылил на нее сок. Она в ответ плеснула в меня пивом и набросилась сверху. Началась борьба, совершенно неожиданно закончившая объятиями, которые совершенно неожиданно продолжились поцелуями, которые, опять же — кто бы мог такого ожидать? — совершенно неожиданно перешли в… то, во что надо.
А потом мы купались, загорали. Потом ужинали в кафешке на площади перед старым собором св. Христофора в Гаване. Потом много танцевали в латиноамериканских ритмах, как и вся площадь вокруг нас. За полночь завалились в снятый номер ближайшего отеля и проспали почти до обеда. И так все три дня отпуска, данного мне лично Председателем КГБ СССР.
И лишь прощаясь на время или навсегда, что одно и то же, я спросил у Ольги:
— Ты сказала, что люди, подобно Богу, творцы. Но это о подобии. А что там с образом?
Она поцеловала меня и молча подтолкнула к двери.
16 декабря 1986 года должны были начаться первые в СССР массовые беспорядки в Алма-Ате в связи со снятием Горбачевым главы Казахской ССР Динмухамеда Кунаева и назначением на его место этнического русского Геннадия Колбина. Мы обговорили этот момент с Путиным и Лавровым, и было принято решение избежать беспорядков, назначив вместо Колбина Нурсултана Назарбаева. Путин отдал команду Горбачеву, и на этот раз все прошло тихо, учитывая, что таких экономических трудностей в СССР, как в той истории сейчас не было. Однако я считал, что необходимо готовить распад СССР, естественно, на наших условиях, поскольку центробежные националистические тенденции становились все очевиднее. Рванет не здесь, так там. Если, конечно, не произойдет какого-то внешнего события, которое сплотит народы СССР. Все же, даже националисты пока еще верили в то, что СССР слишком силен. Да и Запад не видел предпосылок к его развалу. То, что случилось в моем варианте истории, было неожиданностью для всех Вопрос в том, была ли эта неожиданность закономерной и этой закономерности просто не смогли спрогнозировать, или это был просто случай, и карта вполне могла лечь иначе?