М-да, но это в самых очень общих чертах о том, что будет со страной. Что касается меня, то жизнь моя тоже сахаром не была. Но это уже не интересно. Умер я в 2020 году. Сердце не выдержало.
Но утром, накануне смерти, подошел ко мне один мужик. Богатый с виду, ухоженный. Угостил в кафешке пивом. И сделал предложение, от которого я не смог отказаться. Так после смерти, настигшей меня той же ночью, я очутился опять в своем молодом теле в ташкентском госпитале, после ранения, в июне 1984-го года. Вот такая, если очень коротко, история.
Я помолчал, а потом, понимая, что надо разрядить обстановку, сказал в тишину, сгустившуюся вокруг:
— Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Что произошло дальше? — задал вопрос лейтенант.
— Да, собственно, ничего. Приехал домой, побыл с родителями и рванул в Москву. Там снял квартиру, поступил в МГУ и вот, вспомнив о вас — а информация в будущем все же была о том, что вы совершили, даже фильмы снимались, — решил помочь. На этом всё.
Историю первого, неудачного моего вмешательства в историю, я решил не рассказывать. Ни к чему им об этом знать.
— Разливайте по третьей, — скомандовал Сабуров.
Все встали, взял в руки посуду, и помолчали, думая о своем. Потом так же молча выпили[34] и стали рассаживаться.
После этого я отодвинул рюмку от себя подальше. Сержант Васильев, уже захмелевший, удивленно спросил:
— Ты чего, братишка?
— Да я вообще зарекся пить после смерти, — сказал я, и все вокруг заржали. И это было хорошо, это значит, что ребят отпустило.
— Слушай, — влез с вопросом рядовой Игорь Васьков из Костромской области, — а как там, на том свете?
— Не знаю, — развел руками я, — или я там не был, или не помню. Лег спать в 2020-м, а проснулся в госпитале в 1984-м.
— Так, может, ты там и не умер? — это уже ефрейтор Николай Дудкин из Алтайского края, заинтересовался.
— То, что умер, это точно. Даже знаю, что тело потом сгорело. И что дочка моя останки схоронила. Извини, источник сведений назвать не могу.
Васьков с Дудкиным понимающе кивнули, и настаивать не стали. Все же "гипноз" работал, и доверие к моим словам у всех было высокое.
— А телепортации где научился? — это уже младший лейтенант Кашлаков.
И все притихли, вопрос был интересный и важный. А я не знал, как на этот вопрос ответить, поэтому решил не врать, но и правду не говорить. Ответил так, как понятнее солдатам:
— Извините парни, но этого я рассказать не могу. Я такие подписки давал, что меня живым закопают!
— Ладно, — решил лейтенант, — сегодня отдыхаем, высыпаемся, а думать будем завтра.
И вокруг загудело, засмеялось, заговорило, зазвенело, застучало и зачокалось.
Я наклонился к лейтенанту?
— Что с ранеными?
— Легкие царапины.
— Врач нужен?
— Ну, вообще-то, неплохо, если бы посмотрел специалист. Но, на мой взгляд, само зарастет.
— Ладно, специалиста я завтра обеспечу. А вам на отдых даю три дня, — я решил расставить приоритеты, показав, кто здесь главный. Это было важно, анархия в таких случаях страшнее всего, особенно, когда у всех оружие. — После этого опять соберемся и будем решать, что делать с вами.
Он подумал и согласно кивнул головой. А я отошел за пальму, чтобы никого не смущать и перенесся в свою московскую квартиру. Если на острове время близилось к вечеру, что-то, около 18.00, то в Москве сейчас было утро — 10 часов и, таким образом, ночь у меня была бессонная. Надо срочно компенсировать. И я завалился спать.
Проснувшись поздно вечером, и прикинув, что у них там утро, я быстро перекусил, помылся и отправился добывать врача.
Александр Михайлович Ботанович[35], подполковник медицинской службы и старший ординатор хирургического отделения 650 военного госпиталя в Кабуле лишь к середине дня смог вздохнуть спокойно. Операции на сегодня закончились, и можно было заняться нудной, но и успокаивающей бумажной работой. Он сидел в своем кабинете, пил индийский чай, привезенный коллегами из Союза, вместе с любимыми конфетами "Коровка" и наслаждался тишиной и покоем. Александр Михайлович любил эти редкие минуты, когда можно отвлечься от бесконечного кровавого конвейера, регулярно поставлявшего ему работу, и побыть одному. И тут как назло в дверь постучали. Виталий Михайлович поморщился, но служба есть служба.
34
Третий тост — традиция советских и позднее российских военнослужащих, оформившаяся в годы Афганской войны: молчаливый третий по порядку тост сопровождается словами: "за тех, кого уже нет рядом (с нами)"; "за тех, кто не вернулся"; "за погибших"; или может просто объявляться "третий тост". Спиртное выпивается молча, стоя, не чокаясь.