— Дяденька, пустите меня, — шепотом, но довольно громко, пропищал мальчишка.
— Ты кто?
— Андрей я, Воронов, тут моя сестренка, ее молдаване украли.
— А ты откуда знаешь, что здесь?
— Я уже третьи сутки слежу.
— Воронов, Воронов, что-то фамилия твоя знакома.
— Да нет, дяденька, мой отец всю жизнь военным был.
— А сейчас, где он?
— В госпитале, избили его сильно, на прошлой неделе.
— Он майор? Стихи пишет?
— Ага, а вы откуда знаете?
— Служили вместе, а мать где?
— Дома, после сестренки совсем слегла.
— А сколько сестренке-то?
— Так вот скоро десять. Дяденька, там, внутри, двое охранников, у них пистолеты, я видел, они выходили, хвастались.
— Слушай, Андрейка, меня внимательно, мы сейчас сделаем так: уже поздно, охранники вряд ли выйдут, их надо вызвать. Понимаешь? Риск есть, но я думаю, что не большой. Ты подойдешь к дверям и постучишь. Если не ответят, постучишь еще, но стоять будешь за стенкой, это если они вздумают стрелять, в чем я очень сомневаюсь, чтобы не попали в тебя. А если ответят, скажи что ты к сестренке пришел. Понял!
— Ага, понял.
— Так и скажешь, что ты знаешь, что она тут и принес ей кушать: колбасы и хлеба, а вам, скажешь, дяденьки вина. Они, клюнут на это, тем более что ты для них еще и добыча. Не боишься?
— Ни в жисть, я ради сестренки все сделаю!
— Молодец, а как только они щелкнут засовом, отпрыгни в сторону, тут уж моя работа. А вдруг у нас что-то не получится, и они тебя возьмут, — сиди спокойно. Я вас все равно выручу. Обо мне ни слова! Иначе — труба дело!
Некоторое время покапал дождь, но, так и не начавшись, ушел. Молнии еще полыхали, но далеко в стороне. Небо постепенно прояснилось, и прямо в зените повисла совершенно круглая луна. Мирно мерцали звезды, и высоко в небе, сверкая огоньком, проплыл самолет.
— Ну что, Андрейка, начнем?
— Тихо, дяденька, кто-то разговаривает.
— Ну, ты даешь, — восхитился Иван, прислушавшись, — прямо локатор.
— В музыкальной школе учился.
Во двор, на освещенную площадку, вышли трое парней, они, громко разговаривая, шли в сторону тира.
— Молдаване, говорят по-молдавски, — шепнул Андрей.
«Этого только не хватало, — подумал Иван, — нужно менять тактику».
— Андрей, если они будут заходить, я рванусь к ним, а ты беги в соседний двор, там стоит машина, «тойота», позовешь лейтенанта.
— Я видел машину.
Молдаване подошли к двери, остановились, и как по команде, стали мочиться в кусты. Андрей чуть подался вперед.
— Тихо сиди и помни, что я сказал!
Но пришедшие вдруг стали прощаться:
— Ну, лариведере, друм бун.
Иван не мог понять, кто остается, а кто уходит. Наконец понял, поскольку двое быстрым шагом пошли, обратно, а один условным сигналом постучал в дверь.
— Андрей, как только я рванусь, беги к машине, — шепнул Иван и весь сжался, приготовившись к прыжку.
За дверью послышался шорох, и звонко щелкнула щеколда. Иван с такой силой рванулся вперед, что не успел даже увидеть, как приоткрылась дверь. Метнувшись вначале вправо, преграждая обратный путь молдаванину, он всем корпусом ударил не успевшего даже оглянуться парня и, ломая дверь, они уже вдвоем полетели в черный проем вниз.
Все произошло так молниеносно, что никто не издал ни звука. Иван только, падая, услышал, как охнул и захрипел открывающий дверь. На какую-то долю секунды Исаев сам, ударившись о стену, потерял сознание, но потом, быстро опомнившись и почувствовав под собой что-то мягкое, почти подпрыгнув, вскочил и включил фонарик. Оба молдаванина лежали без признаков жизни.
Исаев, помня, что внутри должен быть еще один, держа фонарик в стороне, молча, вошел в тир. Тихо. Скользнув по бетонному полу, увидел что-то наподобие стола, а рядом постель. В тире никого. Это удивило и озадачило Исаева, но он вспомнил, что тут, где-то рядом, зал для стрельбы из пневматики. Открыл дверь и увидел на полу лежащих, связанных по рукам и ногам детей, их было четверо. Открытые детские глаза отражали свет и искрились. Егор был крайний.
— Егорушка, сынок! — почти закричал Иван. — Сейчас я вас, сейчас, — заметался он, развязывая детей, — быстро за мной!
Удивительно, но дети, не проронив, ни слова, гуськом, схватившись за руки, побежали за Исаевым. Все были примерно одинакового возраста, от семи до десяти лет.