Испытал это и святитель Иннокентий Московский. Среди его иркутских прихожан был человек, 40 лет проживший на Аляске и умолявший отца Иоанна (будущего Иннокентия) поехать к алеутам. «Но я был глух ко всем его рассказам, и никакие убеждения его меня не трогали. Да и был ли мне какой расчет ехать, когда я был в одном из лучших приходов в Иркутске, в почете у своих прихожан и на счету у начальства, имел уже собственный свой дом и получал доходу более, чем тот оклад, который назначался в Уналашке. И потому я подписался, что не желаю занять место по причине отдаленности, имея в виду, что наши вдовы, живя и за десять верст от начальства, остаются без всего, то что же будет за десять тысяч верст! Так я и говорил своим собратиям. Но когда этот же выходец, на прощании, еще убеждавший меня ехать в Уналашку, при прощании своем с Преосвященным (у которого мне случилось быть в то время, и даже в гостинной, что было со мною в первый раз), стал разсказывать об усердии алеутов к молитве и слушанию слова Божия (что, без сомнения, я слышал от него и прежде и, может быть, не однажды), то я вдруг весь загорался желанием ехать к таким людям. Живо помню и теперь, как я мучился нетерпением, ожидая минуты объявить мое желание П реос вя щен ному»[998].
Но, конечно, есть и более мягкие формы ощущения миссионерского призвания. Церковь может распознать доброкачественность такого Божия призвания, подготовить к его исполнению и поддержать в последующем служении. Но без первичного Божия призвания никакая «миссионерская семинария» ничего не сделает.
И одна из черт, которые должны быть «прирождены» миссионеру — это небоязливость. Не бояться несогласия с собой, не бояться критики[999], не бояться просто незнакомой культуры.
— Что такое для Вас православная молодежь?
— Я не встречался с нею. Я знаю конкретно Таню, Васю, Диму. Они все разные. А вот с мисс Православная Молодежь я не знаком.
А если всерьез, то, наверное, это трудно — быть православным и молодым. Потому что это значит — идти против двойного течения.
Быть православным — значит идти против моды своей светской компании. А чтобы быть молодежью на приходе, нужно идти против приходских суеверий. В одном случае господствующее течение антиправославное, в другом — антимолодежное.
Так что православной молодежью быть сложно. Но Евангелие очень по разному переживается в разных возрастах. И тот, кто свою молодость провел мимо Церкви, просто обокрал самого себя. Знаю, вам, молодым, не нравится старушечье Православие. Но если вы сейчас живете мимо Православия, то обрекаете себя на то, что именно в нелюбимое вами же старушечье Православие вольетесь на старости лет. Так попробуйте пережить его иначе! Правда, для этого нужно туда войти сейчас. Чтобы у старика светились глаза, у юноши они должны гореть….
— А надо ли специально обращаться к молодежи, выделять ее как отдельную группу пастырской заботы? Ведь не может быть «Союза православных старушек». В Церкви-то ведь мы присутствуем как единый какой-то организм?
— Мы же не смущаемся тем, что у нас есть православные детские сады, православные дома престарелых, — и мы не смешиваем их друг с другом. Поэтому я полагаю, что могут быть отдельные кружки или структуры, которые будут работать именно с молодежью.
— Вас тревожит, что в храме мало молодежи?
— Всегда в храмах было больше стариков, чем молодых. И всегда Церковь скорее радовалась этому, нежели скорбела. В отличие от светских организаций, Церковь больше дорожит стариками, а не молодежью. Ведь задача Церкви — готовить людей к последнему переходу. Финиш важнее старта. «В чем застану — в том и сужу»[1000]. И если бы в наших храмах было много молодежи и не было бы бабуль — вот это было бы для религиозного сознания катастрофой (кстати, половина этой катастрофы уже налицо: у нас много бабушек и почти нет дедушек, то есть половина русских людей «финиширует» вне Церкви).