— Синдром неофита с отвержением всего мирского известен, однако с годами церковной жизни человек во многом возвращается к своей обычной жизни, так как оказывается, что это все вроде и не грех. И верно — выпить, носить джинсы, прикурить иногда — по отдельности, вроде как и не большой грех. «Лучше краситься, чем осуждать». И все же девушка с бутылкой водки, в джинсах и с сигаретой в руке никак не ассоциируется у нас с православной христианкой? Где граница терпимости?
— Во-первых, Вы нарисовали портрет хорошего неофита. Потому что есть множество неофитов, которые и не пробовали расстаться ни с водкой, ни с сигаретой — ни с чем. Так что это хорошая болезнь, когда человек болеет крайностью, крайностью аскетизма, типиконства. Слава Богу, что эти люди у нас в Церкви есть. Но потом этот хороший неофитский комплекс должен пройти.
Но в отношении к бутылке моя позиция отличается от средне-церковной. Пьянство — это профессиональная проблема нашего сословия. Терпимость церковной среды к пьянству и была и остается излишней. В народе обычно прощают пьяненьких батюшек, считается, что если батюшка пьет, значит, переживает за нас, грешных. Хотя, может, это и в самом деле так…
— Вы видите тех, кто совсем недавно пришел в храм, тех, кто скоро станет «солью» Православной Церкви, скажите — к чему, по Вашему, движется Церковь, какой она будет через 15–20 лет?
— Не знаю. Настолько разные вещи происходят в церковной жизни, настолько разные векторы движения. Но когда я думаю о будущем Церкви, для меня один из главных вопросов звучит примерно так: «Сколько потребуется времени, чтобы имя дьякона Андрея Кураева в сознании семинаристов стало бы синонимом мракобесия и отсталости?».
Нет, я не «красуюсь». В октябре 2004 года, в Санкт-Петербурге проходил рок-концерт «Золото на черном», посвященный столетию подводного флота России. Вернувшись с этого концерта в Москву, я встретился с митрополитом Климентом, управляющим делами Московской Патриархии, и сказал ему, что мол снова согрешил, на рок-концерт ходил, проповедовал… Он мне ответил: «А что в этом такого особенного? Мы специально в документах Архиерейского собора записали, что надо активно использовать формы современной молодежной культуры во внебогослужебной проповеди»[1077]. И тут настало время изумиться уже мне. То, что еще год назад было провокацией, скандалом и сенсацией, теперь стало чем-то само собой разумеющимся.
Движение навстречу миру необходимо. Но тут возникает вопрос — удастся ли в этом движении вовремя остановиться? И как всегда, обретение середины — дело опыта ивкуса. Но этот опыт как раз учит: если где-то впереди на дороге есть яма, в нее обязательно кто-нибудь да свалится.
— Изменилось ли что-то в миссионерском пространстве за последние десять лет? Появились ли какие-то признаки изменений к лучшему?
— За двадцать лет уменьшилась готовность аудитории смотреть на деятельность церковных людей, проповедников, священников добрым глазом. В 1988 году все наши ляпы перетолковывались в возможно добрую сторону. Если батюшка двух слов связать не может — значит, молитвенник. Если какую-то глупость сказал, значит, наверно, что-то очень духовное хотел сказать, да вот наш земной язык оказался немощен. И вообще говоря, они все мученики. Мы были из незнакомого мира, выступали в ореоле страдальцев и носителей великой культуры. В каждом из нас люди хотели видеть схимников, исшедших из града Китежа и цитирующих Флоренского вперемежку с Сартром.