Советское телевидение изначально строилось так, чтобы тащить своего зрителя вверх. Оно ставило задачу чему-то научить и приподнять планочку того, кто скучает перед телеэкраном. Телевидение последних пятнадцати лет наоборот работает в сторону занижения, примитивизации. Одноклеточное ТВ породило тех одноклеточных «россиян», которые нимало не стесняясь ни Бога, ни совести, ни телекамер, продолжали отплясывать в Таиланде после цунами, которое на их глазах унесло десятки тысяч жизней…
Меня не шокирует то, что есть казино или кабаре, меня шокирует то, что в пространстве федерального телеэфира жанр казино и кабаре получает 80 процентов времени.
— Золотой телец во всем виноват?
— Это было бы слишком легким объяснением. Тут, несомненно, не обошлось без презрения к народу со стороны тех, кто владеет телеканалами. Пипл, мол, хавает…
— Очень многие говорят, что передача «Аншлаг» — это чудовищно, но регулярная трансляция «шедевра» не прекращается.
— Эта ситуация, в частности, заставила меня накануне нежданно растянутых новогодних каникул поставить спутниковую тарелку, чтобы иметь возможность обойтись без рекламы, попсы и рассказов о жизни Владимира Владимировича. За эту свободу я готов платить 20 долларов в месяц.
— Что смотрите, если не секрет?
— В основном научно-популярные программы по каналу «Discovery». История, хроника, археология, жизнь животных… Все-таки жизнь бегемотов интереснее, чем жизнь депутатов.
— Но вы сами частый гость различных телепередач, а в некоторых из них участвуют такие персонажи, что нужные и правильные слова, которые вы говорите, теряются в таком «обрамлении»…
— Моя цель — напоминать людям, что существует иная перспектива… Аудитория, которая смотрит эти передачи, удивительно разнообразная. Безусловно, одно дело — формат авторской программы или лекции. Тогда у тебя есть шанс на то, что аудиторию ты сможешь консолидировать и передать людям свою позицию, хотя бы логику ее объяснить… Когда же идет клиповая передача, где на разъяснение своей позиции дается не более полутора минут, то можно только что-то задекларировать, почти не аргументируя, понимая, что ты можешь только помочь кому-то из зрителей «ословесить» ту интуицию, которая у него уже раньше была. Не переубедить, но доубедить. А иногда бывает задача развеять обаяние ведущего или оппонента, показать, что его позиция отнюдь не является общечеловеческой и неизбежно-логичной, что можно не быть сумасшедшим или маргиналом и при этом видеть ситуацию иначе.
— Вы часто цитируете Марину Цветаеву и других поэтов. Это просто когда-то прочтенное и запомненное, или вы и сейчас возвращаетесь к поэзии, перечитываете ее?
— Прежде всего это парадоксы юношеской памяти. То, что когда-то полюбилось и запомнилось, навсегда остается. Так что я легко цитирую прочитанное 20 лет назад и не помню вчерашней газеты. Цветаеву я держу в своем рабочем кабинете с надеждой время от времени к ней обращаться, но это бывает гораздо реже, чем мне хотелось бы. Впрочем, мне интересно попробовать «подсадить» на Цветаеву нынешних семинаристов.
— Это имеет смысл?
— Имеет. Дело в том, что по мере того как я неформально сближаюсь с семинаристами (даже не на лекциях, а когда беру их с собой в поездки), я вижу: то, что могло бы показаться недостатком одного мальчика, — это порок системы…
Знаете, как звучит гимн семинаристов? «Я люблю тебя, жизнь, но не знаю, что это такое». Это незнание распространяется и на мир университетской культуры. Молодежная культура — это не только рок-культура. Молодежная культура — это и культура университетского общения, студенческой жизни. И то, что наши семинарии исключены из университетов — это не есть хорошо с миссиологической точки зрения.
Например, наши бурсаки абсолютно не знакомы с бардовской культурой. Есть такие вещи, которыми нельзя не переболеть в детстве — например, песнями у костра. Но семинаристы не могут даже подпеть — «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»! Вроде бы это уже почти попса, но они и этого не знают, а значит и не узнают. А ведь чтобы быть понятным и «своим», надо нечто узнавать с полуслова. Бывают ситуации, когда тебе дают пас — а ты не понимаешь, что это пас, не понимаешь, что это цитата и откуда она, что осталось за ее обрывом. Певучая поэзия Мищуков и Никитиных, Визбора и Суханова, Высоцкого и Галича незнакома семинаристам.