— Проповедь на рок-концерте — это реформа не в Церкви, а в мире рок-культуры. Что же касается Второго Ватиканского Собора — не надо делать из него пугала. В Русской Церкви подобный Собор, призвавший к обновлению форм и собственно церковной жизни и форм взаимодействия Церкви с миром, состоялся гораздо раньше «Ватикана-Н». Это Поместный Собор 1917–1918 годов. Впрочем, его решения скорее забыты, нежели реализованы.
Что же касается пустоты храмов Европы — то вряд ли это следствие ватиканских реформ. В Европе много наших православных храмов, совершающих Богослужение по весьма древним уставам. Но как-то незаметно массового перехода в них католиков, испуганных реформами своей Церкви.
Кроме того, такого рода умозаключения — «начали реформы — кончили пустотой» — сродни выводам о том, что причиной смерти солдата стала медсестра, перебинтовавшая ему рану. Не в христианском мире и не в вакууме живет и экспериментирует католическая церковь, а в весьма агрессивно-враждебном окружении. Католическая церковь не учит сексуальной распущенности или потребительски-легкомысленному отношению к жизни, но зато всё вокруг нее через телеящики и газеты, школьные и университетские кафедры уже не первое столетие учит именно этому. Церковные оппоненты рок-проповеди к случаю и не к случаю любят вспомнить про масонов. Но что же именно тут-то про это забыли? Идет война. Давняя и подлая. Католическая церковь в ней маневрирует своими резервами, перебрасывает их с места на места на постоянно рвущемся фронте, а вы ее осуждаете. Похоже на сталинские приказы лета 41 года полуокруженным нашим армиям: «Ни шагу назад, только атаковать!». Наверно, не всекатолические маневры верны (папа Бенедикт явно пробует некоторые из них вернуть назад).
Но уж точно глупо думать, что вот если бы они перешли на наши трехчасовые всенощные, то их храмы стали бы переполнены… 20 веков церковной истории показывают: для переполненных храмов (не одного, а тысяч, и не раз в год, а ежевоскресно) нужно или очень малое их число (как в СССР), или жесткая государственная политика, ориентированная на внешнее благочестие, или общенациональная беда. Чего закажете?
Но вновь говорю: проповедь на рок-концерте — это то, что может поменять жизнь рокеров, а не то, что изменит жизнь прихожан. Так что от церковных людей появление рок-проповеди потребует лишь одного: если рокеры после этого зайдут в ваши храмы — не реагируйте на их непривычный внешний вид, не гоните. Это ж наши дети-подранки вернулись домой с фронта…
— Ну вот выступили Вы пусть и с замечательным словом перед началом рокконцерта. Но потом-то с этой же сцены могут зазвучать слова, весьма далекие от православия.
— Могут. Но тогда давайте вообще не появляться на светских площадках.
Нельзя печатать слово пастыря в светской газете — ибо на следующей полосе разместится астрологический прогноз, а через день в этой же газете дадут слово попсовой певичке.
Нельзя появляться на телеэкране, потому что слово патриарха в телеэфире звучит в общей сложности не более полутора часов в году, а вот пошляки-юмористы звучат в тысячи раз чаще…
Нельзя появляться в университете. Ибо богослов не может быть уверен в том, что все последующие лекции в этом университете будут совместимы с православием.
Но в надежде на то, что его слово, молитва, образ хоть кого-то обратят в сторону православия — вот в этой надежде миссионер и идет в газету, телеэфир и университет.
Но как раз на рок-концерте этот риск можно уменьшить — если ориентироваться в мире рока и выбирать, с кем стоит появиться на общей сцене, а с кем — нет… Юрий Шевчук, например, специально правит тексты своих песен, если мы встречаемся на концерте. Например, в «Метели августа» вместо «седыми богами» поет «седыми словами». В «Дожде» он заменил слова «и плясали, черт возьми» на «и плясали, как смогли». И это не по моей просьбе, а по собственному ощущению. Я бы, честно говоря, и не заметил этой перемены, если бы Шевчук сам не обратил на нее внимание после концерта… Так что просто надо знать — с кем дружить.
И еще я вынужден сейчас сказать не-смиренную вещь. Ну, не мальчик я уже. И не неофит. И вообще как бы профессор богословия. То есть о православии я нечто знаю, и вряд ли мои оппоненты могут сообщить мне что-то совсем уж мне неизвестное из мира церковной веры и жизни.
Так вот, в истории православной миссии были вещи гораздо «круче», чем проповеди на рок-концерте. Просто надо уметь замечать эти «рок»-искорки в истории самой Церкви. Например:
В 1896 году погиб Кирилл Хоси — японец, принявший православие и оставшийся на службе в японской армии. Святитель Николай Японский полагал, что чин его погребения должен был бы быть таким: «Следовало отцу Титу, отслужив провод в доме, предоставить все остальное утвержденному церемониалу и патриотическому чувству язычников, которые тоже не с дурных расположений, а с любовью к Кириллу собрались. Всего же лучше потом не в облачениях, а в частном платье во время языческой церемонии произнести надгробное слово, в котором бы, между прочим, указать, как Христова вера не мешает, а способствует геройству за Отечество сие»[1128].