437
Интересно заметить, что византийцы вели себя совершенно иначе по отношению к России. В 1393 году Константинопольский патриарх Антоний пояснял Московскому Великому Князю Василию Дмитриевичу, что он не более чем подданный византийского императора, — ибо «невозможно иметь Церковь и не иметь царя». «Царь имеет большое значение в Церкви: он не такой царь, как другие начальники и местные правители. Изначала цари утверждали и поддерживали благочестие по всей вселенной; они же собирали Вселенские Соборы; они же много потрудились против ересей и издавали указы о кафедрах архиереев, о разделении епархий и ограничении их пределов» (цит. по: Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 3. С. 514–515). Какого мнения были о себе сами византийские императоры той поры, видно из тех формул, которые они произносили при назначении ими патриархов: «Святая Троица, даровавшая мне царство, проручествует тебя в патриарха Нового Рима». «Божественная благодать и наше от нее царство предназначает сего благоговейнейшего в патриарха Константинополя» (цит. по: Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. M., 1991. С. 394). Посланник же России святитель Николай Японский при начале русско-японской войны отказался участвовать в общественных богослужениях, чтобы не молиться за победу японского императора, но японских православных священников призвал: «Вы совершайте богослужения одни, молитесь искренне за вашего императора, его победы и прочее. Любовь к Отечеству — естественна и священна… Я же буду, как всегда, молиться за Церковь, заниматься церковными делами, переводить богослужение» (Запись от 7 февраля 1904 // Дневники святого Николая Японского. СПб., 2004. Т. 5. С. 10).
(обратно)438
«Про Кураева: у него есть ряд сомнительных с моей точки зрения статей, например, про «Титаник», про кинематограф вообще, ну и его отношение, простите, к року. Все это меня смущало, и я спросил у своего духовника. И духовник ответил совершенно точно, что у него (Кураева) нет ни одной книги о духовной жизни, о молитве, о посте, только рассуждения, публицистика. То есть он и не проповедник вовсе, а остальное (смущающие статьи) — это следствие» (http://chayka.org. ru/forum/viewtopic.php?t=2452&highlight=#35236). Тут остается лишь спросить: а книги апостолов сей духовник тоже считает не-проповедью? Ведь в соборных посланиях апостолов Петра, Иакова, Иоанна, Иуды о посте просто нет ни слова. Да и сказать, что эти книги — о молитве, было бы очень сильным преувеличением…
(обратно)439
Святитель Феофан Затворник. Собрание писем. Из неопубликованного. M., 2001. С. 318.
(обратно)440
Деян 9:5. — Ред.
(обратно)441
См. 1 Kop 9:19–22. — Ред.
(обратно)442
См. Рим 14. —Ред.
(обратно)443
«Мы должны говорить на языке времени». Беседа с митрополитом Минским и Слуцким Филаретом (Вахромеевым), председателем Синодальной богословской комиссии Русской Православной Церкви, во время проведения конференции «Образование и семья в постатеистических обществах» (Киев, 19–26 сентября 2002 года) // Камо грядеши. Киев, 2002. № 1 (21).
(обратно)444
Афиногенов Д. Е. Константинопольский патриархат и иконоборческий кризис в Византии (784–847). M., 1997. С. 51.
(обратно)445
Цит. по: Иванов С А. Византийское миссионерство. M., 2003. С. 189
(обратно)446
Аналогичным представляется преподобному Симеону Метафрасту поведение апостола Фомы: «Вступив в такую вот страну, великий апостол ни в чем не выказал надменности и кичливости, не стал разговаривать высокопарно и хвастливо и не сделал ничего напыщенного и показного, но украшенный Христовым смиренномудрием, облачился в него вместо всего остального мира и защиты. С грязными волосами, с бледным лицом, весь сухой и тощий, он, коротко говоря, напоминал скорее не тело, а тень от тела. Одетый в бедный и рваный плащ, благожелательный нравом, убедительный словом, вызывающий огромное удивление своими делами, он ободрял смиренных и обуздывал нрав заносчивых. С таким настроем и образом жизни он оказался среди индов, и вскоре слава о нем достигла самых отдаленных (частей этого) народа. Когда (Фома) увидел, что ими владеют предрассудки, иссушающие самые глубины их души, он не сразу кинулся обличать, не прибег к упрекам, решил не пользоваться таким снадобьем, как суровость. Ведь он знал: то, что укреплено в наших душах долгой привычкой, нелегко поддается уничтожению, но скорее изменяется под воздействием убеждения, нежели силы. Поэтому он больше прибегал к мягкости, доброй манере и приятным словам» (Иванов С. И. «Апостольская Сирена»: памяти Симеона Метафраста на апостола Фому (BHG,1835) // Византийский временник. M., 2006. Т. 65 (90). С. 322).
(обратно)