— Прошлой ночью приходила в гнездышко, — ответил я. — Забыл тебе сказать. Я многое забыл сказать тебе, Мейв…
Она подняла руку, приложила палец к моим губам:
— Я знаю.
— Мне не следовало уделять столько времени работе. Я хочу…
— Прошу тебя, не надо ничего такого хотеть, — тихо сказала она. — Я же поняла, когда мы только познакомились, как ты предан своей работе. Я так гордилась тобой, глядя, как ты разговариваешь с журналистами. Для меня это было, ну, словно вдохновением.
— А что, по-твоему, было вдохновением для меня? — сказал я, стягивая с нее одеяло.
— Нет, только не на этих новых простынях. Подожди. Я припасла для тебя подарок.
Мы с ней всегда обменивались подарками в канун Рождества, обычно часа в три утра, после того как укладывали под елку очередной велосипед или игрушечную железную дорогу.
— Чур я первый, — сказал я, доставая из сумки красиво обернутую коробку. — Идет?
Я разорвал обертку и показал Мейв портативный DVD-проигрыватель и стопку купленных для нее дисков. Это были записи старых черно-белых детективов, Мейв любила их больше всего.
— Я сюда как-нибудь еще и жареные куриные крылышки протащу. И все будет как в старые добрые времена.
— Ты просто сорвиголова, — ответила Мейв. — А теперь мой подарок.
Она достала из-под подушки обтянутую черным бархатом коробочку, в каких продают драгоценности, и протянула ее мне. Я открыл крышку. В коробочке лежала одна-единственная золотая серьга — колечком. В конце восьмидесятых, когда мы с Мейв познакомились, я носил похожую.
Я расхохотался. Собственно, расхохотались мы оба.
— Надень ее, — попросила Мейв.
Я начал вставлять серьгу в ухо.
— Ну как я выгляжу?
— Как принарядившийся пират, — ответила моя жена, счастливо улыбаясь.
— Гр-ром и молния, — зарычал я, обнимая ее.
Но вскоре я почувствовал, что тело Мейв цепенеет, отстранился от нее и задрожал, увидев холод, появившийся в ее глазах. Дыхание Мейв стало неровным. И я начал лихорадочно жать на кнопку вызова медицинской сестры.
— Я разлила родниковую воду, мама, — сказала Мейв с ирландским акцентом, от которого она когда-то с таким трудом избавилась. — Ягнята еще во рву, все до единого.
Что происходит? О боже, нет, Мейв! Только не сегодня, не сейчас! В палату торопливо вошла Салли Хитченс, старшая медсестра, посветила в глаза Мейв фонариком.
— Сегодня утром доктор увеличил ей дозу лекарства, — сказала Салли, когда Мейв закрыла глаза. — Она к такой еще не привыкла, поэтому мы за ней приглядываем. Вы можете уделить мне пару минут, Майк?
Я поцеловал Мейв в лоб и вышел следом за Салли в коридор.
Она пристально посмотрела на меня. Дурной знак.
— Конец уже близок, Майк, — сказала Салли. — Мне очень жаль.
— Сколько еще? — коротко спросил я.
— Неделя, — тихо ответила она. — Или даже меньше.
— Неделя? — повторил я. И сам понял, что голос у меня сейчас как у избалованного ребенка.
— Сейчас это покажется вам дикостью, но вам необходимо подготовиться, Майк, — продолжала Салли. — Мейв нужно, чтобы вы были сейчас сильным.
Я закрыл глаза, почувствовал, как к лицу стремительно приливает кровь, услышал удаляющиеся шаги медсестры. Боль, которая пронизывала меня в ту минуту, была нескончаемой. Мне казалось, что она вот-вот вырвется, точно выброшенная взрывом, из моей груди и уничтожит весь мир, всю жизнь, какая в нем есть.
Но через несколько секунд я услышал, как в соседней палате кто-то включил телевизор, и боль утихла. «Значит, не вырвалась», — подумал я и, открыв глаза, в которых еще ощущалась жгучая резь, направился к лифту.
Выйдя из больницы, я позвонил по мобильному домой.
Трубку взяла Джулия.
— Как мама? — спросила она.
Допрашивая преступников, порой приходится врать, и врать очень убедительно, иначе из них признание не вытянешь. И в этот миг я был рад, что прошел такого рода выучку.
— Выглядит она отлично, Джулия, — сказал я. — И очень гордится тем, как ты ухаживаешь за сестрами. Да и я тоже.
— А как ты, пап? — спросила Джулия. Мне показалось, что в ее голосе прозвучала самая настоящая взрослая забота. Тут я вспомнил, что в следующем году она уже станет старшеклассницей. Как же это она выросла, а я и не заметил?
— Ты ведь меня знаешь, Джулия, — ответил я. — Вроде бы справляюсь, если, конечно, у меня совсем крыша не съехала. Как там делишки в нашей казарме?
— За мной тут целая очередь стоит, все хотят поговорить с тобой, — ответила она.
Я ехал по холодным улицам и разговаривал с детьми, по паре минут с каждым. Я говорил о том, как мы с мамой их любим, и просил прощения за то, что не смог прийти на их рождественский праздник. Ребятишки, как обычно, рассказывали о своем, перескакивая с пятого на десятое. А когда трубку взяла Крисси, я услышал, что она шмыгает носом.