За Стивом следовали двое фэбээровских коммандос.
— Майк, это Дэйв Оукли, — сказал мне Стив. — Величайший из командиров боевых групп, которому пока еще удается остаться в живых.
— Давай постараемся, чтобы так все и было, ладно, Стив? Не будем заваривать кашу, — с невеселым смешком произнес коммандос, пожимая мне руку. — Ну, так что нам известно о наших новых друзьях, которые засели внутри?
Я рассказал ему все, что знал. Когда я закончил, он кивнул.
— Чем мы должны заниматься сегодня, в общем, ясно, — сказал Рино. — Мы переговорили со Службой безопасности. По словам президента Хопкинса, оставшихся там заложников держат в часовне Девы Марии, это в тыльной части храма. Хопкинс сказал, что ни малейших вольностей им не позволяют. Похитители — люди очень дисциплинированные. Они не террористы. И, судя по всему, американцы. Для меня это что-то новенькое.
— Как и для всех нас, — ответил я, и тут в автобус вошел еще один коп, а с ним пожилой мужчина в серой кепке. В руках старик держал узкий картонный тубус.
— Я Майк Нарди, смотритель собора, — сказал он и снял с цилиндра крышку. — Настоятель попросил меня показать вам вот это.
Я помог ему развернуть чертежи. Бумага была старой, пожелтевшей по краям, зато собор на ней был изображен в мельчайших подробностях. Рино, Оукли и Уилл Мэттьюс тоже склонились над столом, разглядывая чертежи.
Вид сверху показывал, что кафедральный собор Святого Патрика имеет форму креста. Главный вход в него был изображен на том чертеже, что подлиннее, а боковые входы — на коротком. Часовня Девы Марии отдельных входов-выходов не имела.
— Я разместил снайперов в «Саксе» и в доме шестьсот двадцать на Пятой авеню, это позади нас, — сказал Оукли. — Еще одного посажу на Мэдисон, пусть присматривает за часовней. Жаль, что витражные окна прозрачны не более чем кирпичная стена. Мистер Оукли, можно ли из круглого окна на фасаде разглядеть часовню в тыльной части храма?
— Только частично, — ответил старик. — Там ведь еще колонны за алтарем стоят, а над ним, на высоте семнадцать метров, висит бронзовый балдахин, видите, вот он.
— Продырявим окна, поставим на них камеры с волоконной оптикой, — произнес Оукли. — Получим инфракрасные изображения оружия, это позволит понять, кто там внутри хороший, а кто плохой. Потом спустимся на веревках с крыши и одновременно взорвем розеточное окно и окна часовни.
— Похоже, я стал туговат на ухо, — произнес смотритель собора. — Потому что секунду назад мне послышалось, будто вы собираетесь разбить розеточное окно собора Святого Патрика.
— Не лезьте в дела полиции, мистер Нарди, — резко ответил Оукли. — Речь идет о жизни людей.
— Этому окну сто пятьдесят лет, сэр, — сказал смотритель. — Оно уникально, как и окна часовни Девы Марии. И разрушить его вы сможете только через мой труп.
— Кто-нибудь, уберите отсюда мистера Нарди, пожалуйста, — раздраженно попросил Оукли.
— Послушайте меня, вам же будет лучше, — не унимался Нарди, которого полицейский уже выводил из автобуса. — Я все расскажу прессе!
Только этого нам не хватало, подумал я. Вся эта история и так-то не сахар, а если нам еще руки за спиной свяжут…
Оукли развернул свою черную бейсболку козырьком назад и присвистнул.
— Нет, вы это видели? — спросил он. — Гранитные стены толщиной в шестьдесят сантиметров. Бронзовые двери — больше тридцати. Даже у окон и то каменные переплеты. И ни одного здания рядом, из которого мы могли бы прорыть туннель, чтобы попасть внутрь. Это же крепость! А мы должны пролезть в нее, не оставив на здании ни единой царапины. Может, кто-нибудь напомнит мне, с какой стати я взялся за эту работу?
— Богатые связи со стукачами плюс возможность делать у букмекеров ставки на то, что вы ее провалите, — ответил я.
Шуточка была не бог весть какая, однако в этих обстоятельствах нужно было хоть как-то разрядить напряжение. Все расхохотались.
А может, и разрыдались.
Десять минут спустя мы стояли перед автобусом, дыша морозным воздухом и глядя на величественное здание собора. Потом зашли за один из мусоровозов, из которых состояло полицейское заграждение, и Оукли приказал снайперам взять на прицел бесценные витражные окна часовни Девы Марии.
Фасад собора, подумал я, глядя на три черных арочных входа, похож на огромное лицо: широко расставленные глаза и огромный разинутый рот.
Когда зазвонили колокола, я вздрогнул и чуть не схватился за «глок». Я решил, что это еще один фокус преступников, однако, взглянув на часы, понял, что сейчас ровно двенадцать. Колокола, приведенные в действие таймером, звонили, призывая верующих к молитве. Их звон, громкий и тревожный, эхом отражался от каменных и стеклянных небоскребов.
Я окинул взглядом толпу, и в голову мне пришла новая мысль.
В толпе я заметил смотрителя Нарди, он беседовал с молодой женщиной.
Подбежав к нему, я выпалил:
— Мистер Нарди, где находятся колокола?
— В северной башне, — ответил он.
Я взглянул на этот вычурный каменный конус. На высоте примерно в тридцать метров виднелось нечто похожее на ставни.
— До звонницы можно добраться изнутри? — спросил я.
Смотритель кивнул:
— Там осталась винтовая лестница, еще с тех времен, когда в колокола звонили вручную.
Затея выглядела рискованной, однако, если бы нам удалось подобраться к медным ставням, мы могли бы потихоньку снять некоторые из них и попасть внутрь собора.
— Из храма звонница просматривается? — поинтересовался я.
— А что? — спросила женщина, с которой только что разговаривал Нарди. — Вы и ее собираетесь взорвать? Детектив…
Только тут я заметил на лацкане ее пальто журналистский пропуск. «Нью-Йорк таймс». Вот и рассказывай после этого, какие мы, детективы, наблюдательные.
— Беннетт, — представился я.
— Участок Северного Манхэттена, верно? И как поживает Уилл Мэттьюс?
Подобно большинству копов, я не особенно верю отговоркам типа «люди имеют право знать». Может, я и поверил бы, если бы все это хваленое благородство не было снабжено ценником. Когда я в последний раз пытался выяснить, чем, собственно, занимаются журналисты, оказалось, что они продаютновости.
— А почему бы вам не спросить об этом у него самого? — поинтересовался я.
— Я бы с радостью. Да только на его телефоне определитель номера стоит. Так что́ вы можете сказать? Что никто ни фига не знает? — Интонации образованной женщины сменились нормальной речью простого ньюйоркца. — Или говорить не хотят?
— Выберите тот ответ, какой вам больше по вкусу, — посоветовал я.
— Вот интересно, понравится моему редактору такой заголовок: «Самый большой ляп органов безопасности за всю мировую историю»? Или такой: «Полиция Нью-Йорка терпит провал и отмалчивается»? — поинтересовалась журналистка. — Вроде бы ничего, броский.
Я поморщился. Если я настрою прессу против полиции, Уиллу Мэттьюсу это вряд ли понравится.
— Послушайте, мисс Калвин, — сказал я. — Разумеется, я готов поговорить с вами, но то, что я скажу, в печать попасть не должно. Согласны?
Журналистка кивнула.
— В общем и целом, вы сейчас знаете примерно столько же, сколько знаем мы. Мы установили контакт с захватившими собор людьми, однако никаких требований они пока не выдвинули. Как только мы узнаем что-нибудь новое, я, если мне это разрешат, поделюсь с вами информацией. Но если у засевших там психов имеется радио или телевизор и они узнают о наших намерениях, могут погибнуть люди.
Повернувшись, чтобы уйти, я увидел в двери автобуса Неда Мейсона, он отчаянно махал мне рукой.
— В таких делах мы должны действовать заодно, — через плечо крикнул я журналистке и побежал к автобусу.