— Ей не удалось обратить меня в свою веру, а ты пополз за ней как щенок! — выкрикнул Эмиль, выйдя из себя. — Илона была предательницей!
— Потому что она изменила тебе? — проговорил Томас. — Потому что не хотела гулять с тобой? И ты так тяжело это воспринял? Так болезненно отреагировал на то, что она отказала тебе?
Эмиль уставился на него.
— Не знаю, что она нашла в тебе, — процедил Эмиль, и злобная усмешка искривила его губы. — Не знаю, что эта венгерка нашла в высоколобом идеалисте, намеревавшемся превратить Исландию в социалистическое государство, но передумавшем, как только она легла под него! Не понимаю, что она увидела в тебе!
— И поэтому ты решил отомстить ей? — заключил Томас. — В этом все дело? Ты решил отомстить ей.
— Два сапога пара, — усмехнулся Эмиль.
Томас пристально посмотрел на Эмиля. Странный холодок пробежал по его телу. Он больше не узнавал своего товарища, не имел ни малейшего представления, кем тот был, что с ним сталось. Томас вдруг осознал, что противостоит той же самой непреодолимой озлобленности, которую испытал в годы учебы в Лейпциге. Сознание диктовало ему необходимость разозлиться, преисполниться ненависти, наброситься на Эмиля. Но у него разом исчезли все силы для этого. За годы волнений, трепета и страха прошло всякое желание мести. И вовсе не потому, что он никогда раньше не нападал ни на одного человека, и не потому, что у него не было наклонностей к насилию, он ни разу не участвовал ни в каких разборках. Просто он презирал всяческое насилие. Ему казалось, что вот сейчас его должен охватить гнев такой силы, что он будет способен убить Эмиля. Но вместо того чтобы разозлиться, он ощутил полную душевную пустоту, так что мороз прошел по коже.
— Но ты прав, — начал опять Эмиль, продолжая стоять напротив него. — Это ты сам. Тебе некого винить, кроме себя самого. Ты сам рассказал мне о собраниях, о ее взглядах и намерениях поднять народ на восстание против социалистической власти. Это все ты. Если это то, что ты хочешь знать, вот, пожалуйста, я подтверждаю. Именно твои слова привели к ее аресту. Я не знал, каким образом действовала Илона. А ты все взял да и рассказал. Помнишь? После этого они установили за ней слежку. А потом вызвали тебя и напугали. Но было уже поздно. Дело зашло слишком далеко. Оно вышло из-под нашего контроля.
Томас прекрасно помнил об этом. Он снова и снова прокручивал в голове, чего лишнего он мог сболтнуть и кому. Но он был всегда так уверен в своих земляках. Не мог допустить, что исландцы способны шпионить друг за другом. Не верил, что слежка и доносительство способны затронуть их компанию. Политический шпионаж несовместим с исландским национальным характером. Следуя своему убеждению, он доверил землякам информацию о деятельности Илоны и ее товарищей, об их образе мыслей.
Он посмотрел на Эмиля, подумав об унижении человеческого достоинства и о том, как легко оказалось построить на таком основании целую общественную систему.
— После всего произошедшего я пришел к одному выводу, — произнес наконец Томас, точно говорил сам с собой, будто пространство и время перестали существовать для него и ничто больше не имело значения. — После того, как все было кончено и уже было невозможно что-либо исправить. Спустя годы после моего возвращения в Исландию. До меня дошло, что это я сам рассказал тебе о собраниях, в которых участвовала Илона. Не знаю, кто тянул меня за язык, но что сделано, то сделано. Я даже припоминаю, что пытался привлечь тебя и других из нашей компании к участию в них. Мне казалось, что между нами, исландцами, не должно быть никаких секретов. Мы могли безбоязненно обсуждать все, что хотели. И я просчитался только на твой счет.
Он замолчал.
— Мы держались вместе, — продолжал Томас. — Но кто-то все же выдал Илону. Студенческое сообщество было многочисленным, кто угодно мог это сделать. Только много лет спустя я стал подозревать, что это мог сделать кто-то из исландцев, моих друзей.
Он посмотрел Эмилю прямо в глаза.
— Надо было быть полным ослом, чтобы водить с тобой дружбу, — проговорил Томас печально. — Мы были еще совсем зелеными. Нам обоим едва стукнуло двадцать.
Он повернулся и направился к выходу.
— Дерьмовая кукла, вот кем была твоя Илона! — крикнул ему вслед взбешенный Эмиль.