— Ага, явилась, красотка, неженка! Вы точно собака кузнеца, которая спит под грохот наковальни, но чуть звякнет кастрюля — мигом просыпается. И вы еще строите из себя больную, лгунья!
«Вы не сказали мне правды о том, что произошло нынче утром на площади, — значит, вам ни в чем нельзя верить!» — эта мысль сквозила в каждом слове Сильвии и, точно молотом, беспрестанно била по мозгу и сердцу Пьеретты.
К великому удивлению Пьеретты. Сильвия после обеда приказала ей одеться к вечеру. Самому богатому воображению не угнаться за изобретательностью старой девы, когда в ум ее закралось подозрение. Старая дева тогда заткнет за пояс всех политиков, адвокатов, нотариусов, ростовщиков и скряг. Сильвия решила сперва сама все расследовать, а затем обратиться за советом к Вина. Она хотела, чтоб Пьеретта вечером вышла к гостям: тогда по ее поведению станет ясно, сказал ли полковник правду. Дамы де Шаржбеф явились первыми. По совету своего кузена Винэ, Батильда удвоила заботу об элегантности туалета. На ней было прелестное платье из синего бумажного бархата с неизбежной светлой косынкой, в ушах — виноградные гроздья из гранатов в золотой оправе, прическа с локонами, коварная бархотка с крестиком на шее, черные атласные туфельки, серые шелковые чулки и перчатки шведской кожи; при этом — осанка королевы и кокетливость молодой девушки, способные поймать на удочку любого Рогрона. Спокойная и полная достоинства мать ее держалась, как и дочь, с тем кастовым аристократическим высокомерием, которое помогало этим женщинам спасать положение. Батильда обладала незаурядным умом, что подметил один лишь Винэ, после того как дамы Шаржбеф прожили два месяца у него в доме. Когда стряпчий постиг всю глубину ума этой девушки, оскорбленной тем, что красота ее и молодость пропадают даром, полной презрения к людям этой эпохи, единственным кумиром которой являются деньги, и научившейся поэтому многое понимать, — пораженный Винэ воскликнул: «Женись я на вас, Батильда, я мог бы уже и сейчас рассчитывать на пост министра юстиции; я именовался бы Винэ де Шаржбеф и был бы депутатом правой!»
В своем желании выйти замуж Батильда не руководствовалась никакими «мещанскими» идеями; она хотела выйти замуж отнюдь не для того, чтобы стать матерью, иметь мужа, — она хотела выйти замуж, чтобы быть свободной, обратить мужа в подставное лицо, называться «мадам», но действовать по-мужски. Рогрон для нее был просто фирмой; она рассчитывала сделать этого глупца депутатом, который бы только голосовал, а душою всего была бы она сама; она хотела отомстить своей родне, не пожелавшей помочь ей, девушке без средств. Винэ немало способствовал укреплению и развитию в ней этих намерений, восхищаясь ими и поддерживая их.
— Дорогая кузина, — говорил он, объясняя ей, как велико влияние женщин, и рисуя возможную для них сферу деятельности, — ужели вы полагаете, что такой в высшей степени посредственный человек, как Тифен, попал бы в первую инстанцию Парижского суда собственными усилиями? Благодаря госпоже Тифен он стал депутатом, и в Париж он переведен тоже благодаря ей. Мать ее — госпожа Роген — тонкая штучка и вертит как вздумается известным банкиром дю Тийе, одним из подручных Нусингена; оба они связаны с Келлерами, а три эти банкирских дома оказывают услуги самому правительству или наиболее близким к нему людям; у этих хищников-банкиров связи со всеми ведомствами, им знаком весь Париж. Почему бы Тифену и не стать где-нибудь председателем окружного суда? Выходите замуж за Рогрона, мы сделаем его депутатом, как только моя кандидатура пройдет по другому избирательному округу — Сены и Марны. Вы для него получите тогда место главноуправляющего окладными сборами — одно из тех мест, где Рогрону потребуется только подписывать бумаги. Если оппозиция возьмет верх — мы будем в оппозиции, а если удержатся Бурбоны — о, тогда мы осторожно соскользнем к центру! Рогрон к тому же вечно жить не будет, вы можете потом найти себе мужа с титулом — словом, добейтесь только хорошего положения, и Шаржбефы нам еще послужат. Жизнь, полная лишений, показала вам, вероятно, так же как и мне, чего стоят люди: ими нужно пользоваться, как почтовыми лошадьми. Мужчина или женщина довозит нас от станции до станции.
Винэ превратил Батильду в Екатерину Медичи в миниатюре. Оставляя дома жену, которая счастлива была просиживать вечера со своими двумя детьми, он неизменно сопровождал г-жу де Шаржбеф с дочерью к Рогронам. Он являлся туда во всем своем блеске — настоящим трибуном Шампани. К тому времени он уже носил красивые очки в золотой оправе, шелковый жилет, белый галстук, черные панталоны, сапоги из тонкой кожи, черный фрак от парижского портного, золотые часы с цепочкой. На смену прежнему бледному, худому, угрюмому и мрачному Винэ явился новый — с осанкой политического деятеля, с твердой поступью уверенного в себе человека и спокойствием служителя правосудия, хорошо знакомого со всеми темными закоулками закона. Небольшая тщательно причесанная голова, хитрое лицо с гладко выбритым подбородком, располагающие к себе, хотя и сдержанные, манеры — все это придавало ему какую-то робеспьеровскую привлекательность. Из него, несомненно, должен был выйти прекрасный генеральный прокурор с опасным, изворотливым, губительным красноречием или же остроумный оратор вроде Бенжамена Констана. Ненависть и злоба, некогда его одушевлявшие, сменились теперь предательской мягкостью. Яд обратился в микстуру.