Вот почему он с такой силой ухватился за жизнь — сил ему придавали страх и отчаяние, какой бы лишённой удовольствий ни была эта жизнь. Единственную роль, которую она предоставила ему играть в своём представлении, была сверка счетов и заключение сделок. После своей поправки он настойчиво консультировался с врачом, и тот заверил его, что он исцелился от стенокардии и её последствий, однако порекомендовал ему проявлять осторожность и умеренность. Салим Алван несколько раз жаловался ему на мучившую его бессонницу и тревожность, и доктор посоветовал обратиться к специалисту по нервным расстройствам. Вслед за тем господин Алван принялся посещать специалистов то по нервам, то по сердечным болезням, то по грудным, то по головным. Болезнь открыла перед ним дверь в мир, не менее просторный, чем наш, и не менее населённый — полный бактерий и скрытых симптомов. Удивительно, но он никогда не верил до того ни в медицину, ни во врачей, однако в состоянии расстройства поверил в них. Вероятно, эта вера возникла из-за симптомов болезни, измучившей его нервы!
Жизнь его почти ограничена была этим тревожным адом и во время работы, и во время покоя, когда душа его пребывала в безмятежности и очищалась от пятнышек тревоги. Он как будто посвящал себя разрушению связей с окружающими его людьми: он находился в состоянии войны то с самим собой, то с другими. С самого начала работники его конторы поняли, что их начальник превратился в ненормального, проклятого человека. Его помощник покинул свой пост после четвертьвековой службы. А те немногие, которые ещё оставались, страдали, чувствовали неладное и ненавидели его. Жители переулка говорили, что он где-то посередине между разумом и безумием. А Хуснийя-пекарша однажды со злорадством, которое даже не пыталась скрыть, сказала про него: «Это всё тот поднос с фариком. Боже сохрани!» А дядюшка Камил как-то доброжелательно предложил ему:
— А почему бы вам, господин, не велеть мне приготовить для вас целый поднос с особой сладкой басбусой, которая вернёт вам отличное здоровье, с Божьего позволения?
Однако господин Алван сильно разозлился и взорвался, крича на него:
— Держись от меня подальше, ворона! Ты что, совсем сбрендил? Или ты слеп и сердцем и глазами?… Только у таких скотин как ты, желудок остаётся здоровым вплоть до самой могилы!..
После этого дядюшка Камил больше не вмешивался в его дела ни в хорошем, ни в плохом смысле слова.
Что же до жены его, то она оставалась лёгкой мишенью для его гнева и насмешек. Он не прекращал взваливать на неё ответственность за своё как физическое, так и умственное состояние из-за её мнимой зависти, и осыпал её ругательствами:
— До чего же злобной была твоя месть мне за моё превосходное здоровье! Пока я не сломался на твоих глазах! Теперь наслаждайся покоем, гадюка!..
Его враждебность к ней только усилилась, пока однажды он не начал подозревать, что ей кто-то донёс о его решении жениться на Хамиде, поскольку за подобными делами всегда тайком наблюдает множество глаз, а столь же многочисленные языки добровольно готовы доложить обо всём заинтересованной стороне. Вполне возможно было, что женщина отомстила ему тем, что наложила порчу, подточившую его здоровье и разум!… Он был не в том состоянии, чтобы позволить себе рационально взвесить приходящие в голову мысли и всё мудро прозондировать. Так что вскоре его подозрение превратилось в уверенность. Он рассвирепел, наполнился гневом и желанием отомстить. Поэтому был с ней груб и настойчиво поносил и ругал её. Однако она сносила такую жестокость послушно и терпеливо. Он не считал, что перегнул с ней палку, продолжая попытки вывести её из себя, нарушить молчание и терпение, чтобы она принялась жаловаться, роптать и лить слёзы. Однажды он чёрствым презрительным тоном сказал ей: