Она испытывала как раз такое разочарование, стоя перед зеркалом и наводя на себя красоту, и тут до ушей её донёсся звук его шагов — она увидела его отражение в зеркале. Он ворвался в комнату с выражением лица, твёрдым и невозмутимым, словно будто бы и не был тем обезумевшим влюблённым, что когда-то. Лицо Хамиды окаменело, в то время как сердце билось в конвульсиях. Он больше не был тем мужчиной, которого она знала раньше. Это горькое разочарование, хотя и длилось довольно долго, но наверное, было не так уж велико, тем более, что нахлынуло на неё ещё в первые дни опьянения любовью. Его неподдельным чувством с наслаждением и счастьем, грёзами и фантазиями, негой и надеждой она наслаждалась всего десять дней! Затем на влюблённым взял верх наставник, который постепенно раскрывал свою истинную личину — коммерсанта. Это был жестокий, вульгарный человек, торговавший живым товаром. На самом же деле его сердцу совсем не была знакома любовь. Могло показаться странным, что он строил свою жизнь на этом чувстве, которое никогда не трогало его. Метод его заключался в том, что всякий раз, как новая жертва попадала в его когти, он играл с ней роль пылкого влюблённого, которую он усвоил мастерски за всё то время, что занимался этим бизнесом. Это помогало ему и меняло его, но лишь до тех пор, пока девушка не покорялась ему, и тогда он некоторое время получал удовольствие от неё, а когда убеждался в полном господстве над ней, делал её зависимой от себя в плане чувств и финансов. Иногда он даже не брезговал угрожать своей жертве преследованием по закону за занятие проституцией!… Когда же его роль подходила к концу, он показывал своё подлинное лицо, срывая маску влюблённого и представая торговцем плотью.
Хамида пришла к заключению, что угасание его чувств к ней вызвано атмосферой насыщения женщинами, в которой он существовал. Она переменилась: теперь её думы полностью занимало лишь одно желание, портившее её безмятежность, — завладеть им. Хамида стала заложницей своей любви, ревности и гнева. Все эти чувства разом охватили её, пока она смотрела на своё отражение в зеркале. Взгляд её застыл, нервы натянулись как струна. Она собрала всю свою волю. Он быстро сказал, делая вид, что спешит:
— Ты закончила, дорогая моя?…
Однако она не придала значения его вопросу, намереваясь не отвечать в знак неодобрения подобной его озабоченностью её «работой», и с грустью вспомнила то время, когда он говорил с ней исключительно о любви и восхищался ею. А сейчас, если и открывает рот, то все его слово — только о работе и прибыли… Она не могла чувствовать себя свободной из-за этой работы и из-за тирании собственных эмоций. Гнев наполнял её грудь, но какая от него польза?!.. Она утратила свою свободу, ради которой разрешила себе творить любой грех. Она испытывала ощущение собственной силы и власти, если шла на улицу или в бар, а когда видела его или вспоминала, то на место этих прекрасных чувств приходили унижение и плен. Если бы она была уверена в его привязанности, все трудности показались бы ничтожными, и унижение любви к нему обернулось бы её триумфом. Но всё было иначе, и потому единственным выходом для неё была злость. Фарадж Ибрахим знал, что её тревожит, но хотел, чтобы она привыкла к его холодности и спокойно сдалась перед лицом неминуемого разрыва. Если бы то была другая женщина, расставание было бы намного проще. Однако он предпочитал, чтобы она испила горькую чашу отчаяния глоток за глотком. Потому он и запасся терпением и выдержкой на целый месяц, прежде чем нанести решительный удар. Тоном, лишённым эмоций, он сказал: