По привычке она шла вместе с другими девушками до конца Дарасы, а потом одна возвращалась в свой переулок. И на этот раз, идя между ними, она украдкой бросала взгляды и больше не сомневалась, что он намеренно следует за ней и намерен нарушить наконец своё молчание. Ощущения не подвели её: едва она распрощалась с последними девушками и развернулась назад, как он с тротуара подскочил к ней неровными шагами. Лицо его красноречиво свидетельствовало о переживании. Он приблизился, пока не оказался прямо напротив неё, и содрогающимся голосом заговорил:
— Добрый вечер, Хамида…
Она обернулась к нему будто встревоженная столь неожиданным его появлением, что застало её врасплох, затем нахмурилась и, не говоря ни слова, ускорила шаги. Лицо его залила краска, однако он повторил с упрёком:
— Добрый вечер, Хамида.
Она испугалась, что если промолчит в этот раз, стремительно продолжая свой путь, остальные девушки успеют дойти до оживлённой площади ещё до того, как он скажет, что ему нужно. Она желала это услышать, и потому тоном возмущения сказала:
— Ох, какой позор! Сосед, и ведёт себя как чужой!
Аббас с пылом вымолвил:
— Да, и правда, я сосед, но я не веду себя, словно чужак какой. Разве соседу нельзя поговорить с тобой?
Она нахмурилась:
— Да, но только сосед защищает соседку, а не нападает на неё…
Он искренне и горячо парировал:
— Обязанности соседа мне хорошо известны, мне никогда и в голову не приходило нападать на тебя. Нет, не приведи Аллах. Но я лишь желаю поговорить с тобой, ведь нет ничего позорного в том, чтобы сосед разговаривал с соседкой.
— Как ты можешь такое говорить?!.. Разве не оскорбительно, что ты преграждаешь мне дорогу и устраиваешь скандал?!
Её слова напугали его, и он с сожалением сказал:
— Скандал?!… Да упаси Господь, Хамида. Сердце моё чисто, и намерения мои самые что ни на есть чистые, клянусь святым Хусейном. Ты увидишь, что всё выйдет так, как предначертано Аллахом, и вовсе не со скандалом и позором. Послушай же меня немного, я хочу побеседовать с тобой о чём-то очень важном. Давай свернём на улицу Аль-Азхар, подальше от глаз тех, кто нас знает.
С деланным возмущением она ответила:
— Подальше от людских глаз?!.. Браво!. Ты и впрямь «хороший сосед»!
Благодаря небольшой перепалке с ней он набрался храбрости и с жаром выпалил:
— Какой же грех лежит на соседе? Ему что, следует умереть прежде чем он раскроет то, что у него на душе?!
Она насмешливо заметила:
— До чего чисты твои слова…
Аббас пылко сказал, выразив сожаление, что они подошли к оживлённой площади:
— Мои намерения чисты, клянусь господином нашим, святым Хусейном. Да не спеши ты так, Хамида. Давай же свернём на улицу Аль-Азхар. Я хочу тебе сказать кое-что важное. Ты должна выслушать меня. Ты это и так знаешь, нет сомнений, ты знаешь, что я хочу сказать. Разве нет?… Разве ты это не чувствуешь?… Сердце верующего человека — это лучший указатель.
Словно рассердившись, она ответила:
— Ты вышел за все границы… Ну нет, нет… Дай мне пройти…
— Хамида…. я хочу… я хочу тебя.
— Какой позор!. Дай мне пройти, не позорь меня перед людьми.
Они почти уже дошли до площади Хусейна, когда она бросилась на соседний тротуар с левой стороны и ускорила шаги, затем свернула в Гурийю, при этом слегка улыбаясь. Теперь-то она знала, чего он хотел: как раз, как он и сказал ей. При этом она не забывала, что он единственный молодой человек, который годится ей в мужья в переулке: в его выпуклых глазах она замечала любовь, которую видела столько раз, глядя на него из своего окна в недалёком прошлом. Но только вот расшевелило ли это её неблагодарное сердце?… О его финансовом положении ей было много известно, он и пальцем о палец не ударит, чтобы его улучшить. Зато глаза его говорили также о смиренной личности, покорной и довольной тем, что имеет, что делало его славным кандидатом для того, чтобы её сердце, любящее повелевать, нашло себе местом отдохновения. Однако она испытывала к нему, несмотря на всё это, отвращение, причину которого и сама не знала. Так что же ей нужно?!.. И кто удовлетворит её, если не этот добрый кроткий юноша?!.. Естественно, она не находила ответа на данный вопрос. Всё её отвращение к нему зиждилось на его бедности!… По-видимому, её любовь к господству вытекала из любви к борьбе, а не наоборот. Примирение не радовало её, а победа, дававшаяся ей легко, не приносила облегчения. Сердце её по-прежнему дремало, не понимая, чего ему хочется, наполненное смутными чувствами удивления и тревоги.