— Сынок, ты знал, что твой отец готовит нам новый скандал?
Тот сразу же уловил, к чему она клонит, ведь за её словами скрывалось только одно значение — и так уже давно и всем известное! Он разгневался, и из его маленьких глаз посыпались искры. Что это за жизнь была, в которой не проходило и дня без проблем и скандалов! Поводам для гнева не было конца даже и без скандалов. Он испытывал досаду на всё, что его окружало. Вероятно, эта досада и подтолкнула его броситься в объятия британской армии. А потом новая жизнь лишь удвоила количество трудностей, вместо того, чтобы принести ему покой и уверенность. Его донимали семья, дом, переулок — всё вместе. И слова матери стали последней каплей горючего, подлитого в огонь. Он запальчиво заявил:
— Что ты хочешь?… Что я могу сделать со всем этим?!… Я уже вмешивался раньше и пытался всё исправить, и закончилось это тем, что мы чуть было не подрались и не побили друг друга. Ты что, хочешь, чтобы я взял за шиворот собственного отца?!
Ему не было дело до греха, который совершает отец, скорее, его раздражали те скандалы, что раздували вокруг них люди, да пламя ругательств и оскорблений, подогреваемое дома. Сам же грех его не интересовал совершенно, даже напротив, — когда до него в первый раз дошли вести о том, он лишь равнодушно пожал плечами и произнёс: «Ну он же мужчина, а мужчину не за что осуждать!» Однако позже он негодовал так же, как и все остальные, и упрекал отца, когда обнаружил, что его семья стала объектом злословия и анекдотов. По сути, его отношения с отцом были напряжёнными, что вытекало как следствие из столкновения двух похожих характеров: оба они были грубыми, вспыльчивыми, своенравными. Ко всему этому добавился грех отца, лишь усиливший поводы для трений, пока они не стали чуть ли не врагами друг другу, которые иногда то воюют, то объявляют перемирие, но конфликт между ними не угасает никогда.
Мать Хусейна не знала, что и сказать, однако не была намерена ещё раз вызывать новую вражду между отцом и сыном, и позволила ему покинуть квартиру, метая громы и молнии гнева и ругательств. Остаток дня она провела в ужаснейшем состоянии. Она не подчинялась поражению, несмотря на то, что время закалило её многочисленными несчастьями и унижениями. К тому же она была убеждена в правильности своего заветного желания — наказать грешника, пусть даже ей придётся стать объектом злорадства и сплетен. Она считала, что стоит сначала увещевать его, и ждала до самой полуночи, когда ночные посетители кафе разбрелись, а муж её готовился запереть двери, после чего позвала его из окна. Мужчина обеспокоенно поднял голову и громко спросил:
— Что тебе надо, мать Хусейна?
До него донёсся её голос:
— Поднимись-ка по одному важному делу…
Кирша сделал знак головой юноше, чтобы тот ждал его на том же месте, и начал тяжело дыша взбираться по лестнице вверх. Остановившись на пороге своей квартиры, задыхаясь, он своим грубым голосом спросил её:
— Что тебе нужно?.. Разве нельзя было подождать до утра?
Женщина заметила, что он стоит как вкопанный на пороге, не желая переступать, как будто опасается побеспокоить интимность чужого дома. Она рассвирепела и пристально поглядела на него покрасневшими от бессонницы и гнева глазами, однако ей не хотелось проявлять инициативу с ярости, и подавляя злость, она произнесла:
— Прошу тебя, проходи внутрь.
Кирша задавался вопросом, почему она не отвечает, ведь она вправе сказать ему всё, что пожелает, затем грубо спросил:
— Что ты хочешь?.. Говори же!
Каким же нетерпеливым человеком он был!.. Шлялся долгими ночами где-то без всякого смущения, однако не может вытерпеть минутного разговора с ней! И вместе с тем он её муж перед Аллахом и людьми и отец всех её детей. Удивительно, что при таком плохом его обращении с ней она не могла ненавидеть его или быть безразличной. Он — её муж и господин, и чтобы удержать и вернуть его, она была готова пойти на всё, даже если «грех» похитит его у неё. Более того — она по-настоящему гордилась им: его мужественностью, положением, которое он занимал в переулке, и влиянием на своих коллег. Если бы не этот скверный недостаток, ему бы не было подобного во всём мире.
Он же внемлил дьявольскому зову и желал, чтобы она поскорее закончила разговор, дабы он смог тут же отправиться к нему! Гнев в ней закипел, и она жёстко сказала:
— Сначала заходи… Почему стоишь на пороге, словно чужак?!
Кирша гневно набрал воздуха в лёгкие и пересёк порог, пройдя в коридор, и хриплым голосом спросил:
— Что всё это значит?
Закрывая дверь, она ответила:
— Присядь ненадолго… Мне не так много нужно тебе сказать…