ица не изменились: застарелый страх въелся в них, подобно вековой пыли, но я подумал, что сейчас выгляжу куда хуже, чем они. - Почему вы не дома? - женщина посмотрела на меня с жалостью. Голос у нее, кстати, был удивительно мягкий и приятный. - Ночь - время безумия и скорби. Порядочные люди ночью на улицы не выходят. - Это я уже понял, - мой голос, должно быть, прозвучал чересчур истерично. - Может, подскажите, где мой дом? Что-то я малость заплутал... - неожиданно для себя я засмеялся. - Не могу врубиться, куда такси вызвать... - Теперь уже неважно, куда. - Голос мужчины стал грустным. - Просто бегите. Бегите как можно дальше от них. И, может быть, утром вы будете живы. - От кого - от них?! - заорал я так, что эти двое дернулись и прижались друг к другу, словно испуганные воробьи. - От кого?!! Вместо ответа мужчина поднял руку и указал куда-то мне за спину. Я обернулся. И это было второй самой большой ошибкой за весь день. Передо мной раскинулись во всем своем бесстыдстве городские кварталы: приземистые пятиэтажки, громады высоток, частые гребни заводских труб, переброшенные через узкие реки мосты. Кое-где в окнах горел свет, но большая часть домов была освещена лишь призрачным светом неземных звезд. Я понимал, что никак не могу видеть дома на таком расстоянии, но что-то произошло с перспективой, и теперь горизонт задирался вверх, точно юбка проститутки, а на самом его крае... Я до сих пор не могу толком понять, что же именно я увидел. Возможно, мозг, находясь в опасной близости от критической перегрузки, просто перестает обрабатывать информацию, опуская своеобразные защитные жалюзи. Но даже того, что проскочило через эту защиту, мне хватило. Там, по краю неба, беззвучно шагали колоссальные черные силуэты. Не знаю, сколько их было, но эти фигуры заслоняли собой самые высокие звезды. Я ничего не мог сказать об их форме, может быть, потому, что таковая напрочь отсутствовала: они клубились, они расплывались, они постоянно менялись, и они неотвратимо надвигались на город, казавшийся по сравнению с ними просто игрушечным. Но хуже всего было чувство узнавания. Какая-то глубинная, невероятно древняя часть меня почти знала, что это такое. Когда-то - невероятно давно - мы все это знали. Не забыли окончательно и теперь, потому что, время от времени, мы все еще слышим этот ужас, скребущийся с той стороны космоса. И когда я понял, что сейчас вспомню абсолютно все, я встал на ноги и бросился прочь. От этого последнего марафона в моей памяти почти ничего не осталось. Помню только кривые темные улицы, таких же кривых темных людей на них, какие-то подворотни, обрывочные крики, чей-то смех. Помню человека, стоявшего на железной бочке и ожесточенно лупившего себя топором по лицу. За его спиной хлопал на ветру кумачовый плакат с высокими белыми буквами: «ВСЯ ВЛАСТЬ ШАБ-НИГУРРАТ!» В какой-то момент я услышал шум машин и просто побежал на звук. А потом я снова лежал на чем-то твердом и машины шумели уже совсем рядом. ...Я открыл глаза. Прямо надо мной сонно шевелились на ветру голые ветви зимних деревьев. Еще выше плыли обрывки туч, а между ними тускло светились точки звезд. Я узнал пояс Ориона, Кассиопею и какое-то невзрачное созвездие, похожее на бумеранг - всегда забывал его название. В воздухе пахло шаурмой и бензином; где-то нестройными голосами пели под гитару «Звезду по имени Солнце». Привстав на локтях, я осмотрелся. Вокруг было много деревьев и несколько скамеек, превращенных снегопадом в красивые модерновые сугробы. Невдалеке за кустами мелькали автомобильные фары и ревели, сражаясь со стихией снегоочистители. - Мужчина, вы в порядке? Я чуть не сиганул в кусты. Но это оказалась просто бабка, решившая, видимо, просмотреть урны на предмет стеклотары. Она с опаской глядела на меня из-под цветастого платка, но, видимо, любопытство пересиливало в ней страх перед «алкашом и наркоманом». - Где я? - губы не слушались, будто я недавно пытался съесть тюбик клея. - Как дойти до мет... До автобуса? - Да вон туда иди, - она махнула рукой в сторону дороги. - Ишь, нажрался-то как! Это ж Молодежный парк! Или уже не помнишь, с кем пил? Я молча пошел прочь, но внезапно замер и резко обернулся, уставившись на бабку. Та не отпрянула, а просто сощурилась, уперев руки в бока, а я все пытался вспомнить: старое, протертое на локтях зеленое болоньевое пальто... совсем недавно я видел его или очень на него похожее... - Тома! Томик! Томочка, да где ж ты так извозился-то! Плохая собака, непослушная! А ну иди сюда! Из кустов выскочила жирная такса и затрусила к бабке, предварительно смерив меня полным презрения взглядом. Собака остановилась у ног старухи и стала внимательно обнюхивать большую капроновую сумку, стоявшую на снегу. Простую старую сумку с темными потеками на боках - похоже, в ней часто носили с рынка мясо. - Эй, милок, да не беги ты так! Шею свернешь!.. Ох уж эта пьянь!.. Идем, Томка, идем домой, я тебе поесть дам... ...Здесь мой рассказ, собственно, можно и закончить. Тем более что последующие события я помню довольно смутно. Уже в больнице мне рассказали, что «шестая бригада» забрала меня из какого-то кафе на Пушкинской, где я методично вливал в себя водку стакан за стаканом, рисовал маркером на стене пятиконечные звезды (больно побив при этом охранника, попытавшегося мне помешать) и настойчиво обзванивал разные службы такси, пытаясь вызвать машину на Малиновую улицу. Но именно сейчас я подхожу к самому главному. Есть такой детективный жанр: расследование в закрытой комнате. Есть факты, есть улики и есть закрытая дверь - никто не войдет и никто не выйдет. Остается только потянуть за правильные ниточки и истина откроется во всей своей красоте. Так вот: здесь и сейчас у меня самая что ни на есть закрытая комната. И мое расследование подошло к концу. Всегда есть какая-нибудь мелочь, какая-то деталь, которая, подобно ключевому элементу головоломки, ложится на свое место и все сразу становится ясно. После этого отрицать правду уже бессмысленно - мосты сожжены. Мог ли я стать жертвой галлюцинации? Конечно. Мозг - сложная штука, и, как и в любой сложной системе, в нем часто бывают сбои. Случаются они и у совершенно нормальных людей, не говоря уже о тех, у кого в медицинской карте стоит диагноз «онейроидная шизофрения». Но я знаю, я совершенно уверен, что все случившееся со мной в тот ненастный вечер второго декабря случилось по-настоящему. И меня не особо волнует, что это утверждение наверняка приведет к тому, что мне опять назначат интенсивный медикаментозный курс. Лекарства - это хорошо, лекарства убивают страх. Завтра (а, точнее, уже сегодня - на часах половина второго ночи) я избавлюсь от единственной улики в этом деле. Я положу ее между страниц этой тетради и навсегда забуду о ней. Я буду послушным, стану вовремя принимать лекарства, не буду бросаться на санитаров и через пару-тройку месяцев выйду из больницы. Я займусь своим прежним делом, и, может быть, мне даже не будут сниться кошмары. Но сейчас я абсолютно уверен в том, что действительно был там, в этом вывернутом наизнанку городе, где по Малиновой улице и Черному Разлому ездят невидимые байкеры, на мангалах жарят куски человеческих тел, а в подворотнях обитает склизкий ужас, который я, к счастью, не успел рассмотреть. Где-то там живет человек, одевающийся в старый ковер и его красавица-жена. По ночам они не выходят на улицу, потому что ночь - время безумия и скорби. Я точно знаю все это, потому что у меня есть улика. Улика, от которой я, как последний трус, сейчас избавлюсь, ни секунды не жалея. Странно, что санитары не отобрали ее, этот маленький предмет, который я все время, пока меня везли в больницу, крепко сжимал в кулаке. Впрочем, обыскивали меня не особо тщательно и смирительная рубашка в первые дни, пока я валялся в прострации, не понадобилась. А вещь эта - всего-навсего монета. Золотая монета, на одной стороне которой отчеканен маяк, а на другой - тощий профиль старика в тюрбане и маленькие, но вполне различимые буквы вдоль края: «ЦЕНТРАЛЬНОЕ КАЗНАЧЕЙСТВО ЛЕЛАГ-ЛЕНГ». Я положу этот маленький золотой кружочек между исписанных мною страниц, и будь я проклят, если кто-нибудь из специалистов-нумизматов когда-нибудь определит страну, в которой он был в обращении, страну ныне существующую, или же канувшую в бездну веков!