за угол дома №10, как раз там, где заканчивается брусчатка. Я очень мало плачу за аренду, поскольку здание, где я снимаю офис, находится в аварийном состоянии, а вскоре и вовсе будет снято с муниципального учета. А-а-а, вот же черт... Короче: сейчас я вплотную приближаюсь к тому, о чем, собственно, и хотят прочесть мои врачи. Не уверен, что у меня получится изложить все последовательно и связно, поскольку рассказать об этом, например, устно у меня никогда не получалось. Почему? Ну, я начинал плакать. Впадал в истерику. Иногда ломал мебель, хотя, по-моему, разбить стекло в шкафу - еще не значит что-то «сломать». После этого мне делали разные уколы, чему я не сопротивлялся - после лекарств всегда становится лучше, но рассказать что-либо уже невозможно. Поэтому заранее прошу возможных читателей простить меня за стиль: я стану излагать события в той последовательности, в которой воспоминания о них будут приходить мне в голову. Не исключены также пространные комментарии, но это, скорее, в целях самоуспокоения. Итак, события, что в итоге привели меня в дурдом (и я считаю, что мне еще крупно повезло), начались около девяти часов вечера 2 декабря 2015-го года. В тот день я собирался уйти домой пораньше, но с самого утра на улицах города разразился форменный апокалипсис: за несколько часов сумрачный небосвод вывалил на город месячную норму осадков в виде мокрого снега, и дороги, как таковые, перестали существовать. Ди-джей на радио, захлебываясь от восторга, рассказывал, что уже более тридцати машин перевернулись, пятьдесят пять безнадежно завязло в снегу, десять было разбито упавшими деревьями, а большая часть проводов валяется на земле, так что возможны временные перебои с электричеством. Свет то и дело зловеще мигал, и я, опасаясь за электронику, вырубил компьютер, решив, наконец-то, заняться бумажной работой, до которой у меня редко доходили руки. Таким образом, обложившись папками с документами (многие из которых, откровенно говоря, давно пора было пропустить через шредер) и убаюканный монотонным стуком мокрого снега в оконное стекло, я просидел в кабинете до самого вечера. Около восьми, когда буря немного поутихла, я вышел во двор и тут же понял, что вовремя домой сегодня не попаду: снегоочистители, сгребая тяжелую мокрую «кашу» с трассы полностью забаррикадировали подъездную дорожку, а мой старенький «Рено» превратился в огромный сугроб. Плюнув, я вернулся обратно в тепло офиса: разгребать слякотную кучу мне совсем не хотелось. В общем, я сидел в кресле, пил горячий кофе, смотрел девятичасовые новости по маленькому батареечному телевизору и уже был готов вызвать такси, дабы ехать домой, когда дверь кабинета открылась, и в офис вошел человек. ...Тут, пожалуй, стоит сделать первое отступление и объяснить, почему вечерний посетитель с первого взгляда произвел на меня такое сильное впечатление, несмотря на то, что в своей жизни я повидал немало чудиков - забавных и не очень. Занимаясь слежкой очень быстро учишься отмечать особые приметы людей, а человек, шагнувший в мою контору из вечернего бурана, был одной сплошной «особой приметой». Дело было не в его лице - оно-то как раз не произвело на меня особого впечатления. Но - боже мой! - как он был одет! Силы небесные! - клянусь, моя рука сама потянулась к ящику стола, где лежал мой верный «Пентакс» - всегда заряженный и готовый к бою. Представьте себе ковер. Классический советский ковер, лет пятьдесят провисевший на стене, впитавший в себя романтическую пыль хрущевской оттепели и от старости сливающийся с обоями. Представили? Теперь вообразите, что в него замотали человека - в несколько слоев, до тех пор, пока очертания фигуры полностью не скрыл ворсистый тубус. Прорежьте в нем отверстия для рук, пришейте внизу десяток засаленных бархатных кисточек и получите почти идеальное представление о верхней одежде моего гостя. Но это было еще ничего, потому что его ботинки... Э-э-м... Туфли... Хм... Его обувь... В общем, это было что-то невообразимое: сафьяновые (да-да!) башмаки с загнутыми вверх носками расшитые тонкой золотой нитью. Мокрые и грязные, но я готов поставить бриллианты против тухлых яиц, что разглядел среди комьев прилипшего к этим потрясающим шузам снега вышитый лейб «Адидас». Вышитый, Карл! Лицо... Ну, никакое было у него лицо. Обычное. Слегка раскосые глаза казались, скорее, испуганно-прищуренными, а нездоровая желтизна лица навевала мысли не о Японии, а о гепатите в терминальной стадии. Всколоченные черные волосы, тонкие губы, маленькая серьга в ухе - вот и все, за что мог зацепиться взгляд. Тонкие ладони до запястий покрывали мелкие ожоги и капли застывшего свечного воска, а на черных, плохо гнущихся рукавах... Кто-то часто писал мелом прямо на ворсе этих рукавов трех- и четырехзначные номера. «Точно номера в очереди на получение похлебки в блокадном городе», - пронеслось у меня в голове. Секунд тридцать мы просто пялились друг на друга: я - высоко подняв брови; правая рука на полпути к ящику с фотоаппаратом, и он - голова втянута в плечи, дергающийся кадык, бегающий взгляд. И запах. Странный запах; так пахло бы в церкви, если бы десяток грузин пристроились там продавать специи для плова: ладан, зира, тмин, кориандр, сандал... Первым молчание нарушил этот ковер с ножками: - Мир вашему дому. - Его голос дрожал, но был исполнен отчаянной решимости. - Пусть обойдёт вас... - далее последовало слово, которое я не понял, а может, не расслышал. Вечерний посетитель сделал быстрый знак правой рукой - что-то среднее между рокерской «козой» и блатной распальцовкой - собрался с духом и выпалил: - Вы - искун? - Чего? - мои брови взлетели к потолку. - Ну... Вы... Это... Сыскатель? - Кхм... Я специалист по сыску, да... В числе всего прочего. Больше, правда, по сбору информации. А в чем проблема, уважаемый? - Я... - Он сглотнул и утер нос тыльной стороной ладони. - Помогите мне найти жену. - Чего?! Я что, сайт знакомств?! Такие услуги... - Нет. - Он терпеливо покачал головой. - Моя жена. Она пропала. - Ну, так обратились бы в милицию. С момента пропажи вашей жены уже прошло сорок восемь часов? - В мили... Куда? - на лице человека-ковра появилось жалобное выражение. «Псих, - подумал я. - Отправлю-ка я его к ментам, пусть там уже сами определяют, куда его дальше». - Я могу заплатить. - Да-да, конечно. Давайте мы с вами поступим так: вы сейчас присядете... Но тут он сделал шаг вперед и оказался возле стола. Странно: я мгновенно напрягся. Более того - я чуть не залез под стол! Непонятно почему, но этот тип вызвал во мне невообразимо мерзкое чувство, причем адресованное не ему, а какому-то до конца не понятному мне самому обстоятельству. Вроде как с террористом в самолете, когда боишься не столько его самого, сколько того, что самопальная бомба у него на брюхе может взорваться просто от того, что этот придурок икнет. Но он лишь протянул руку и положил на столешницу пару монет. Но каких монет! Тут стоит упомянуть, что в нумизматике я кое-что соображаю. Моя страсть - оккупационные рейхсмарки, хотя по части денег Восточной Европы я вообще дока, особенно что касается периода с IIX по начало XX веков. Узнаю я, если что, деньги китайские и арабские, хотя не факт, что точно идентифицирую. Но то, что лежало на моем столе сейчас, являло собой нечто совершенно уникальное. Во-первых, судя по весу и цвету это было золото, и я готов был поклясться, что монеты - именно золотые (уж в этом я что-то понимал). Во-вторых, поражало их явное несходство с любыми деньгами, что мне до этого приходилось видеть как в реальной жизни, так и на страницах каталогов. Размер - чуть меньше донышка стакана. На одной стороне отчеканено нечто вроде маяка: башня, на вершине которой горел огонь, на другой - худосочный профиль горбоносого старика с куцей козлиной бороденкой, зато в непомерных размеров чалме. Самое интересное, что монеты явно долгое время были в обращении: судя по потертостям и вмятинам, они прошли через тысячи рук. Я даже увидел вполне характерные царапины по краям - эти золотые кружочки не раз пробовали на зуб. Если это была подделка, то фальшивомонетчик был гением. «В конце концов, - подумал я, - отправить этого дурика к ментам мы всегда успеем. Вдруг у него еще такие монеты есть... Да и неплохо бы выяснить, где он их вообще взял». Вслух же я произнес: - Ага, ну да... Это меняет дело... Так где, говорите, вы видели свою супругу в последний раз? И как давно? - Недавно. - У психа задрожали губы, словно он собирался заплакать. - Совсем недавно... меньше часа назад. Я потерял ее... - внезапно его лицо исказилось от ужаса и изумления. - Не знаю! Я не знаю! Там был дом, серый дом, без знаков! Много машин и свет горел... Почему сегодня на улицах так много людей?! - к концу этой фразы он уже почти кричал. «Все, - подумал я, - сейчас кидаться начнет. Бешеный мужик, чисто бешеный». Но памятуя, что с буйными психопатами следует говорить мягким и успокаивающим тоном, я попытался воспроизвести таковой: - Да, действительно, много сегодня народу. - Я медленно опустился в кресло и закурил, стараясь не делать резких движений. - Просто... Ну, понимаете, день сегодня такой. Просто такой день... Странно, но после моих слов про «такой день» этот чудик немедленно успокоился. Его лицо обмякло, и он опять пробубнил: - Помогите мне найти жену. Это все, в конце концов, становилось смешным. Но я не смеялся: мне очень хотелось получить монеты, выложенные на стол этим типом, однако я пока не мог сообразить, как их присвоить.