Выбрать главу

«ЛЮБАЯ ЖЕРТВА ЛИШЬ ОТДАЛЯЕТ НЕИЗБЕЖНОЕ»

«Жизненно, - подумал я. - Но мрачновато». За аркой тропинка резко ныряла вниз, в овраг. Здесь двигаться вперед стало сложнее: за пальто цеплялись ветки низких, но жестких кустов, а туфли безбожно скользили по тронутому вечерним заморозком снегу. По счастью скоро на склоне обнаружилась бетонная лесенка с перилами, иначе, думаю, я бы спустился в овраг «школьным способом»: на заднице. Тут я заметил нечто странное: свет. По небу плыли плотные как мокрая вата облака, и в овраге должна была царить кромешная тьма, однако я видел окружавшие меня предметы довольно хорошо. Казалось, слабое сияние испускает все вокруг: низкие деревья, разбитые скамейки, мусорные баки у старого полуразрушенного павильона и даже мои собственные ладони. Некоторое время я размышлял о природе этой странной флуоресценции, а затем махнул рукой: мало ли на какие оптические эффекты способен влажный ночной воздух. Вскоре сияние стало слабеть, а затем и вовсе сошло на нет. И одновременно с этим овраг раздался в стороны, и я оказался на узкой улочке, почти полностью вычищенной от снега. Фонари на столбах вдоль дороги лили на асфальт мертвенный оранжевый свет; вокруг не было ни души. Я прислушался. Мне показалось, что знакомые голоса доносятся откуда-то справа, и я решительно зашагал на звук, туда, где улочка постепенно заворачивала, плавным полукольцом спускаясь вниз. Шел я минут десять, остановившись лишь для того, чтобы достать из кармана пачку сигарет и прикурить от одноразовой «биковской» зажигалки. Я был уверен, что когда улица выпрямится, я увижу этих двоих: мужчину замотанного в ковер и женщину в странном халате. И вскоре улица действительно закончилась, с размаху врезавшись в широкий, ярко освещенный проспект. И вот тут я впервые почувствовал беспокойство. То есть, чувствовал я его уже давно, но это просто не прорывалось в сознание: вокруг все было в полном порядке: светили фонари, приятный ветерок трепал волосы, где-то в отдалении шумели машины. Но беспокойство - да что там беспокойство - самый настоящий страх! - только нарастало. Я остановился посреди улицы, глубоко затянулся, выбросил окурок и попытался определить, что же именно меня так взволновало. И чем дольше я оглядывался, тем сильнее становилась моя нервозность. Нет, ничего особенного вокруг не происходило. Но кое-что, все-таки, резало мозг и стоило над этим задуматься, как странности стали проявляться одна за другой. Во-первых, на улицах не было людей. Совсем. Даже на той улочке, где я ждал машину с женой «коврового психа», время от времени появлялись спешащие по своим делам граждане, сквозь зубы матерящие капризы погоды. Здесь же на улицах не было никого, вообще никого. Во-вторых, на дорогах не было машин. Широкий проспект передо мной был абсолютно пуст, хотя и полностью очищен от снега. Я увидел всего один-единственный автомобиль - припаркованный у обочины в паре шагов от меня бежевый фургон. Я, кстати, так и не смог определить его марку, хотя на дверце красовался заржавленный значок: буквы А и Z вписанные в овал. И номера: «38-108 ЛЛНГ» - никогда я не видел таких номеров. И, наконец, дома вокруг. Обычные дома старого городского центра - песочного цвета четырехэтажки. В них не было ни единого освещенного окна, хотя кое-где я увидел цветы на подоконниках и занавески. Тут жили люди, но... Может быть, непогода отрубила электричество? Вполне вероятно, вот только откуда эти косые меловые кресты на каждом окне? Кажется, так заклеивали окна при бомбежках... И таблички на стенах: ни одного номера. Вместо них - странные знаки, явно нанесенные на эмаль фабричным способом. Даже не знаю, с чем сравнить эти символы; мне они напомнили условные обозначения радиоламп и транзисторов в старых книгах по радиотехнике. И где я, черт возьми, нахожусь? Тут, наконец, до меня дошло самое главное: пройдя такое расстояние в этом направлении, я должен был минут пять, как выйти к набережной. Но вместо этого я оказался... вообще непонятно где. Неприятный холодок пробежал по спине. Я вдруг понял, что не только безнадежно потерял искомую парочку, но и сам, похоже, заблудился, хотя такого быть просто не могло. Может, я свернул не туда и вышел к Сумской? Нет, для этого мне пришлось бы сделать чересчур большой крюк. Или это Подольский? В жизни там не было четырехполосной дороги. Я вдруг решил, что с меня хватит. Как бы меня не интересовала странная пара и - чего уж душой кривить - место, где ковровый господин взял свои монеты, все это полная блажь. О монетах мне расскажут специалисты-нумизматы, а парой психов пускай занимаются в дурдоме или в их посольстве, если, конечно, в этом городе есть посольство планеты Татуин. «Вызываю такси и еду домой», - подумал я. «Вот только на какой адрес его вызывать?» Я вышел на проспект и медленно пошел вдоль домов, надеясь найти табличку с названием улицы или позвонить в домофон и уточнить адрес у кого-нибудь из местных. На перекрестке впереди мигал желтым глазом светофор и эти вспышки, почему-то, подействовали на меня успокаивающе. Я даже начал насвистывать какой-то веселый мотивчик и в этот момент мой взгляд наткнулся на искомое. ...На экране мобильного горела всего одна полоска сигнала, но вызов, похоже, прошел, потому что через пару секунд автомат таки перезвонил. Я выслушал стандартное «ожидайте ответа оператора», минуты две послушал музыку, а потом меня, наконец, соединили. - Как? - переспросила девушка на той стороне линии. - Малиновая улица? Простите, но в базе такой нет. - Девушка, - я старался говорить без раздражения в голосе, - я читаю название улицы с дорожного указателя. Перекресток Малиновой улицы и Черного Разлома. Проверьте. - Молодой человек, вы... (шипение, скрип)... не было. Попро... оператор... в базе нет... - Девушка! Алло! Девушка! Трубка тихонько щелкнула и сонно загудела. Связь оборвалась. Я посмотрел на экран и выругался: теперь сигнала не было совсем. Плюнув, я сунул телефон в карман и пошел дальше. «Должен же кто-то проехать мимо, - думал я. - Или найду место, где есть связь, и перезвоню оттуда. Другому оператору, у которого базы не за сорок пятый год...» Черный Разлом. «Или дойду до метро. Это же центр, значит, по-любому, метро где-то рядом» ЧЕРНЫЙ РАЗЛОМ Я поежился. Мне пришла в голову идея уточнить адрес в каком-нибудь магазине и, если что, вызвать такси с городского телефона, но магазинов вокруг не было. Ряд домов казался бесконечным; темные двери подъездов мрачно смотрели на меня красными глазами домофонных индикаторов, не вызывая особого желания в них позвонить. Правда, один раз я увидел на другой стороне дороги вывеску «Овощи-фрукты», но окна магазина были темны и замазаны изнутри мелом. «Черный Разлом, - думал я, - Черный Разлом. Откуда эти идиоты берут такие названия?» Тишина пустых улиц давила на мозг, но время от времени я, все же, слышал шум машин. Правда, теперь он долетал откуда-то издалека, но приятно было осознавать, что где-то тут есть оживленная автострада. Однако же эта прогулка по ночному городу все равно действовала на нервы не слишком благоприятно. Почему-то особенно сильное впечатление производили граффити на стенах: странные нечитаемые надписи и нарисованные с невероятным мастерством части человеческих тел: руки, ноги, головы... Одно изображение заставило меня вздрогнуть: черно-белый рисунок висевшего в петле человека в деловом костюме и красная надпись под ним: «БЛАЖЕННЫ УМЕРШИЕ ПРИ СВЕТЕ ДНЯ». Темные окна домов, пустыми глазницами взирающие сверху, придавали рисунку и надписи какой-то особенно мерзкий подтекст. И тут, наконец, стена домов справа от меня закончилась, и взгляду открылся огромный заасфальтированный пустырь, по краю которого тянулся ряд киосков - обычных железных ящиков с зарешеченными окнами, в которых горел свет. А в центре пустынного пространства сидели люди. Прямо посреди дороги стояла пара пластмассовых столиков из тех, что обычно выставляют на летние площадки дешевых кафе, и несколько пластмассовых стульев того же пошиба, на которых развалились трое: женщина и двое мужчин. На столиках стояли пивные и водочные бутылки, одноразовая посуда со снедью, а в паре метров от этого импровизированного пикника плевался искрами самодельный мангал на расклад