ых ножках. До меня долетел запах жареного мяса, и в животе заурчало: я вспомнил, что нормально не ел с самого утра. ...Они равнодушно смотрели, как я пересекаю ярко освещенный ртутными лампами пустырь, по которому ветер носил опавшие листья и одноразовые пластиковые стаканчики. Чем ближе я подходил, тем крепче становился коктейль из запахов: жареное мясо, горелая изоляция, жженая бумага, керосин... ладан? Да, похоже на то. - Здравствуйте. Женщина посмотрела на меня с некоторым интересом. Ей давно минуло сорок, а может, и много больше: лицо, сохранившее остатки былой красоты, перечеркивала сетка крупных морщин. В ее одежде было что-то цыганское: яркие платки, замызганная шаль, несколько юбок, надетых одна поверх другой и огромные перстни на пальцах. И большое желтое полотенце, тюрбаном повязанное на голове. - И вам не хворать. - Она плеснула из высокой зеленой бутылки себе в стакан и принялась резать ножом батон. Судя по всему, с ее стороны разговор был окончен. Тогда ко мне повернулись мужчины. Первый - низкий толстяк в забавной шляпе (котелок, она называется «котелок») и грязном зеленом костюме, когда-то вполне презентабельном, а сейчас не способном соревноваться в элегантности даже с половой тряпкой, мельком взглянул на меня и сразу же вернулся к своему занятию: чавканью и пусканию слюней в тарелку. Судя по цвету его лица и исходящему от него запаху, толстяк был сильно пьян. Зато второй - высокий плохо выбритый брюнет с красивым волевым лицом, широко улыбнулся и протянул мне руку. Он был одет в черное потертое пальто, испещренное жирными пятнами, а на голове у него красовалась темно-синяя шляпа с широкими полями, которая в сочетании с очками в роговой оправе делала брюнета немного похожим на молодого Боярского. - Привет, дядя. Чего тебе надо, путник запоздалый? - Привет. - Я улыбнулся в ответ, правда, как мне показалось, немного вымучено. - Не подскажите, где здесь можно найти телефон? - Телефон? - мужчина в шляпе задумался. - У нас есть, но он не работает. А вы что, заблудились? - Что-то вроде. - Я кивнул и развел руками. - Вот, хочу вызвать такси. Или, хотя бы, подскажите, как пройти к метро. ...Над столом повисла полная тишина. Теперь они все пялились на меня, а в их глазах появилось что-то... Страх? Да, страх, но было там и кое-что другое: отвращение. Отвращение и жалость. - Метро? - женщина сделала правой рукой быстрый жест, который я сегодня уже видел несколько раз при разных обстоятельствах: «козу» из мизинца и указательного пальца. - Далеко тебя занесло, золотой ты мой. Иди вдоль дороги, как шел; быстрым шагом дойдешь минут через двадцать... Да что с тобой такое-то? Приболел, никак? Я хотел ее поблагодарить, но слова застряли в горле. Потому что теперь я смотрел на мангал. Обычный мангал с раскладными ножками; такой можно купить в любом супермаркете в отделе «Все для отдыха». В мангале, прямо на красных от жара углях, лежали отрубленные человеческие запястья. - Эй, приятель! - брюнет в шляпе улыбнулся и, поднявшись со стула, потрепал меня по плечу. - Да ты никак проголодался! Слушай, ну его, это метро. Тебе еще жить да жить и днем помереть! Присаживайся к столу, гостем будешь! ...Он еще что-то говорил, а я, с ужасом глядя на него, наблюдал, как растягивается его улыбка. Она становилась все шире и шире, пока лицо мужчины не превратилось в... Я побежал. Последнее что я запомнил, были глаза женщины в желтом тюрбане: она молча смотрела мне вслед, а на дне ее зрачков полыхало красное пламя и это не было отсветом от углей. Меня никто не преследовал. ...Минут через пять я остановился и прислонился к фонарному столбу пытаясь отдышаться. Меня мутило; сердце молотом стучало в груди, и дело было не в физической нагрузке - я легко мог пробежать в десять раз больше, не особо запыхавшись. Все попытки как-то собрать мысли воедино приводили лишь к тому, что перед глазами появлялись какие-то (руки) радужные картинки, словно в калейдоскопе. Я был на грани нервного срыва и при этом совершенно не понимал, что именно произошло пять минут назад. (отрубленные руки на углях в мангале) - Этого я вообще не видел. Я судорожно дернулся и лишь потом понял, что испугался звука собственного голоса. Попытался засмеяться, но вместо смеха смог выдавить только пару судорожных выдохов, точно умирающий от удушья астматик. - Я ничего не видел. На этот раз получилось лучше. Я достал пачку сигарет, закурил - руки почти не дрожали - и медленно пошел дальше вдоль проспекта. Разумеется, сходить с ума было рановато. Общая нервозность и давящая на психику обстановка могли спровоцировать легкие галлюцинации. И даже не галлюцинации, а просто неверную интерпретацию вполне обыденных событий: куски мяса на углях мозг сходу превратил в (ха-ха) отрубленные запястья, а воображение вкупе с резким рваным светом галогенных фонарей исказили лицо мужчины в шляпе, и мне показалось, что его рот растянулся как жабья пасть. Черт, да ты сам в летнем лагере пугал малолеток направив снизу фонарик на лицо, и прекрасно знаешь, какие жуткие метаморфозы может вызвать обычный свет. Любой фотограф это знает. (Черный Разлом) Ну и что? Может, во время войны там находились окопы оборонительной линии. Или еще чего-нибудь эдакое: я не был силен в истории вообще и в истории города в частности. (...пустота...) Что с того? Может, на дорогу упал высоковольтный кабель и движение перекрыто по всему проспекту. А что до мобильной связи, так она работает с перебоями с самого утра: буран. «Вот уж действительно, - думал я, - отключи современному человеку свет и связь - получишь в сухом остатке паникующего дикаря. Еще немного, и в каждом кусте мне будут мерещиться ведьмы. Грустно, конечно, осознавать что ты - просто безволосая прямоходящая обезьяна со смартфоном, но тут уж ничего...» В этот момент я понял, что уже с полминуты слышу звук. Это был рокот моторов, постепенно рассыпающийся на отдельные рычащие ноты, и доносился он у меня из-за спины. «Рокеры», - понял я. Просто парни на мотоциклах. Может, вполне нормальные, может, нет, но спрашивать у них дорогу, в любом случае, было бы опрометчиво. Среди них тоже попадались отморозки, и было неясно, как эта толпа «моторизированных гопников», как называл их лейтенант Лысенко, отреагирует на одинокого человека у дороги. Короче говоря, я счел за лучшее скрыться с глаз и, потушив сигарету, шагнул в темный проулок между домами. А звук все нарастал, дробился, разваливался на отдельные партии, что вели форсированные движки мотоциклов... и по мере приближения стал терять всяческую нормальность. «Господи, да что у них за двигатели?! На чем они вообще едут?!» Ответ на этот вопрос был мне неизвестен, но, похоже, каждый из ездоков оседлал нечто среднее между бензопилой и гравийной дробилкой. Даже при полностью убитом глушителе двигатель мотоцикла не мог издавать подобных звуков. Это было похоже... Это напоминало звук мотора разбитой в хлам мотопомпы записанный на пленку и пущенный на полную мощность через многоваттные студийные колонки - других аналогий в голову просто не приходило. «Вот сейчас. Сейчас они появятся». Я ждал, когда на дорожное полотно ляжет свет мотоциклетных фар, но этого так и не случилось. Просто звук стал совершенно невыносимым, воздух заклубился и мне в лицо ударил ветер, несущий в себе невообразимую смесь запахов: бензин, горячая резина, гашиш и, почему-то, сандал и мирра. Затем звуки стали отдаляться, становиться тише и.... И все закончилось. Вот только я ничего не увидел. Вообще ничего. Ни одного мотоцикла на дороге. Трасса была абсолютно пуста, как до, так и после того, как грохочущие звуки внезапно налетели из темноты и так же неожиданно стихли. Остались только запахи, повисшие во влажном воздухе. И черные полосы тормозных следов на дороге. Тормозных следов, которых минуту назад там не было. Я сглотнул тяжелый липкий ком, вставший поперек горла, и уставился на пивную бутылку, лежавшую у обочины. Из горлышка все еще медленно вытекали остатки пены. - Добрый человек! Монетки не найдется? «Может, с другой стороны дома тоже есть дорога, и мотоциклисты проехали там? Может быть, они...» - Добрый человек! Монетки не найдется? Жалобный надтреснутый голос был настолько тих, что я поначалу не обратил на него внимания. Он доносился у меня из-за спины, оттуда, где в темноте зажатого между домами закоулка гнили ржавые мусорные баки. Я живо представил себе дряхлого обмочившегося бомжа, только что очнувшегося от алкогольной комы и страстно желающего повторения банкета. - Добрый человек!.. - Да отвали ты! - бросил я через плечо. - По средам не подаю! Господи, как же болела голова... Грохот. Звенящий свист. Звук разбивающегося об асфальт кирпича. Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть пролетевший мимо меня мусорный бак весом, наверное, в добрый центнер. Бак с грохотом вылетел на дорогу, самым наглым образом пересек двойную сплошную, и врезался в фонарный столб. Краем глаза я заметил, что крашеное железо покрыто какой-то темной слизью, а затем мне стало уже не до того. Потому что из темноты закоулка на меня надвигалось что-то огромное. Там, в темноте, была какая-то движущаяся масса. И эта масса, только что походя отшвырнувшая со своего пути здоровенный мусорный бак, потягивалась, расправлялась в слишком узкой для нее щели между домами, срывая со стен кирпичи и дробя асфальт тяжелой поступью своих... ног? Я решил, что не имею ни малейшего желания это выяснять. Развернувшись на каблуках я, бы