— Отлично! — Дорошенко тут же подскочил к Золотарёву и пожал ему руку. — Берём! У нас вон Юдин, между прочим, опять страдает. Что-то со спиной у него. Вдруг на 41-м окажется, что у Юдина ноги отказали…
Юрик хохотнул, намекая, мол, его слова надо расценивать как шутку.
— В принципе… Здравое зерно в этом есть… — Дятлов задумчиво уставился на Семёна. — Ладно. Идём. В Вижай пора выдвигаться. И без того график по швам трещит. Думал, 8 февраля уже вернёмся, но, похоже, придётся сдвинуться на пару-тройку дней. Хоть бы числа двадцать восьмого выйти…
Игорь махнул рукой, приглашая Семёна следовать за ним, а потом направился к остальным, чтоб заняться делом. Мы с Дорошенко переглянулись и тоже рванули за руководителем.
— Ты понимаешь, мы с Зиной вроде бы всё… но… Что-то непонятное со мной происходит. Вот как ты появился, осознал, не хочу, чтоб она дружила с кем-то. Может, не ушла-то она, эта любовь? А Коля, он парень нормальный. У него тоже всё не очень хорошо. Вот они, наверное, с Зиной и почувствовали родственные души друг в друге. Да я вообще не понимаю, чего это меня так накрыло. Мы с Тибо не первый день знакомы. Можно было просто поговорить. А это прямо злость такая неконтролируемая появилась. Я тоже извинился. Не по-товарищески себя повёл. В драку кинулся…
Юрик бубнил рядом со мной, но я его почти не слушал, задумчиво смотрел в спину Золотарева, который топал впереди. Не нравится мне этот товарищ. Вот хоть убей, не нравится. Что-то в нём… не так. Я задницей чую подвох. Но словами это объяснить не могу. Как и причину своей неприязни.
Попытался вспомнить бесконечные рассказы дядь Славы. Он ведь часто всех участников перечислял. Просто я, долбоящер, не слушал ни черта. Однако в голову никакой информации не приходило. Если дядька и вспоминал Золотарёва, то как-то вскользь. Тем более, Семён здесь, в Ивделе присоединился. Они могли и не знать друг друга…
— Так! Ребята! Давайте быстрее! — Блинов подгонял студентов, и своих, и дятловских. — Время! Сашка! Саша!
Не знаю, почему, чисто на автомате, я вскинул голову, среагировав на своё имя. Вернее, это, конечно, нормально, оно же моё, родное. Просто за эти два дня максимально привыкал к Костику. Прекрасно знаю, на подобных мелочах все и палятся как раз. Первое, что должен сделать человек, работающий под прикрытием, — отключить реакции на своё настоящее имя. Однако сейчас, наверное, из-за внутреннего напряжения, сам же это правило и нарушил.
Но… нет худа без добра. Этим быстрым взглядом в сторону Блинова, я выцепил очень интересную, а главное, неожиданную деталь. На «Сашу» отреагировал не только я… Семён Золотарёв еле заметно дёрнулся вперёд, словно хотел ответить. Семён… Сеня… Который в своём имени никаких производных от Александра иметь не может…
— Замирякин, чего стоим? Кого ждём? Дорошенко! — Блинов заметил и меня, и Юрика. — Бегом! Бегом!
Я послушно приблизился к кургану из вещей и принялся помогать парням таскать их в автобус. Весь этот скраб надо было ещё как-то разместить, учитывая количество пассажиров. Правда, периодически всё равно оглядывался на троицу, которая стояла чуть в стороне, что-то активно обсуждая. Дятлов, Блинов и этот Семён Золотарёв, почему-то едва не откликнувшийся на Сашу.
Дятлов вдохновенно вещал, Семён кивал почти каждому его слову, а вот Блинов выглядел сомневающимся.
— Константин…
Я поднял взгляд и сразу уткнулся глазами в Николая. Чёрт… Теперь этот пришёл, похоже, разговаривать. Ходят как паломники ко мне, честное слово. Однако Тибо сильно порадовал. Его речь свелась всего лишь к нескольким фразам.
— Я зла не держу. Мы во всём разобрались. Ты неправильно понял ситуацию, но это ничего страшного. Зато теперь мы точно знаем, что ты человек — без камня за пазухой, — флегматично сообщил Тибо, а потом развернулся и пошёл к очередному мешку.
Да, твою мать… что за люди они такие странные? Я же погано поступил. Даже если бы придуманная мной история была правдой, вот так, прилюдно, вываливать подробности чужой личной жизни — это неправильно. Хотя… Советский союз, блин. Комсомольцы. Всё у них должно быть открыто и на виду у товарищей…
Единственный человек, который со мной ни о чём не стал разговаривать — это Зина. Она, наоборот, старалась держаться подальше. Я подошёл к ней сам. Зачем? Понятия не имею.
Когда народ уже начал трамбоваться в автобус, уличил минуту и, протолкнувшись к девчонке, встал за её спиной.
— Почему ты промолчала? — поинтересовался у неё тихо.
Был уверен, она сразу поймёт, что имеется в виду, без пояснений и деталей. Зиночка повернулась, посмотрела на меня внимательно, а потом молча полезла в автобус.
Глава 13
О флирте и манипуляциях
— Эх, ребята, здорово-то как… что же нас впереди ждёт… — мечтательно выдохнула Люда, глядя в окно автобуса.
Что нас ждёт, что нас ждёт… Грандиозная жопа, вот что нас ждёт. Очередная жопа мира — это если конкретно о посёлке, в который мы сейчас едем. И это я пока чисто по географии прошёлся, без событий. Просто те «красоты», которые мелькали за окном, навевали на меня грустные мысли, изрядно сдобренные крепким, здоровым чувством сарказма.
Снег, снег, снег, снег… Оп! Какая-то развалюха виднеется вдали… А-а-а-а-а… Нет, это не развалюха, это усохшее и одновременно заледеневшее дерево…
Я так и не смог понять, что вдохновляющего студенты нашли в походах по Северному Уралу. В зимних походах. Вот честно. Нет, есть, конечно, выражение — лучше гор могут быть только горы. Но, граждане-товарищи, положа руку на сердце: лучше летних гор могут быть только горы ранней осенью, или поздней весной. Там хоть какая-никакая романтика имеется. Зачем тащиться в январе месяце? Посмотреть на белое безмолвие пустыни? Восхититься дикими ветрами? Отморозить всё, что можно и всё, что не нужно?
И ладно куда-то в приятную атмосферу, с дикой красотой. Но в места, где существовала и активно работала система ГУЛАГа? Где всё буквально пропитано страхом, отчаяньем и ненавистью? Повторюсь, я в мистику не верю, но в таком антураже даже неверующего мороз по коже продерёт.
Золотарев, словно прочитав мои мысли, как по заказу принялся вещать, что там, куда едем, жуткое местечко. Вернее он называл его интересным. Но я решил, что Семен просто путает слова «интересное» и «не дай бог».
В Вижай этот ссылали неугодных, и не только политических, но и всякую мразоту: убийц там, насильников, прочую шваль. Держали их тут для работы на рудниках да на лесоповале.
Колония строго режима — градообразующее предприятие, надо же!
Я покачал головой и отвернулся к окну. М-да, с лесами здесь, не сказал бы, что очень густо. Вырубили все что ли? Сквозь заиндевевшее стекло ничего кроме бесконечного снега, не разглядишь. Ну… Не Эльбрус, конечно, ни разу.
В любом случае, картина за окном не доставляла мне ни малейшей радости. Поэтому я снова занялся делом. Всю дорогу, пока мы тряслись в этой колымаге, которую студенты называли гордым словом «автобус», я наблюдал за группой и строил планы дальнейших этапов возможного саботажа.
Особое внимание надо уделить Золотарёву. Вот как бельмо на глазу он, ей-богу. Этот взрослый мужик, из-за которого полетел псу под хвост мой план, вызывал глухое раздражение. Что-то с ним было не так. Не могу конкретно понять, что именно, но я своим инстинктам верю на все сто.
Чисто внешне Семён казался исключительно компанейским парнем. Про таких говорят: «душа компании». За какие-то полчаса езды он ухитрился перезнакомиться со всеми, кто был в автобусе. Мальчикам травил байки, девочек осыпал комплиментами. Что ни слово, то сплошной каламбур. Этакий весельчак, балагур и рубаха-парень.
Но мне упорно в нём не нравилось всё. Вообще всё. Сделал зарубку в памяти: Золотарева не выпускать из поля зрения и не поворачиваться к нему спиной. Походу дела разберёмся. Главное, чтоб меня не заменили на этого весельчака…
В отличие от всех остальных участников группы Дятлова я практически был уверен: вскоре нас покинет Юдин. Потому вряд ли, конечно, мою персону выведут из состава команды, тем не менее, надо чётко контролировать ситуацию и вовремя подсуетится, если что. Дядь Слава сошёл с дистанции в Серове, не по своей воле. А ссыкло-Юдин свалит по собственному желанию, прикрывшись здоровьем. Во всяком случае, так утверждал дядька. А дядьке я верю.