— Ты лучше мне вот что расскажи: куда это нас занесло, Георгий? В какие такие волшебные края? И какой пункт следующий? Такой же убогий, или мы сразу в горы рванём?
— Много ты понимаешь, — надулся Кривонищенко. — Вижай, это, можно сказать, районный центр. Здесь и клуб, и гостинца есть.
— Да ты что, — деланно восхитился я. — Может, и кабак найдётся?
— Чего? — снова опешил Жорик.
— Чегочка с хвостиком, — хмыкнул я. — Заладил, будто попугай. Так… Нас кормит собираются? А то жрать хочется.
Сказал я, между прочим, чистую правду. Желудок от голода сводило так, что хоть снег с земли бери и трескай. Никому в голову вообще не приходит, что со вчера еды не было? А у меня так вообще с позавчера.
— Да ты… — Кривонищенко нервно втянул воздух носом, видимо, начал подозревать, что над ним глумятся.
— Люда, душа моя… — не дослушав возмущений Жорика, я развернулся к нему спиной и, широко улыбаясь, пошёл к Симпатяге, которая с задумчивым видом пересчитывала рюкзаки.
Казалось бы, зачем мне это? Тем более, после скандала в Ивделе, Людочка смотрела на меня с явным негативом.
Ну, во-первых, в том и дело. Захотелось немного её расположить к себе. Нужно, чтоб вся группа Дятлова относилась ко мне положительно, а не только мужская часть. Во-вторых, неподалёку стояла Зина, и я чувствовал на себе её внимательный взгляд. Не захотела со мной поговорить? Ну, ок. С другими пообщаемся.
Я подошёл к Люде и сходу приобнял её за плечи. От неожиданности Симпатяга растерялась. Видимо, не ждала она от меня подобных действий. Хотя, почему же «видимо». Конечно, не ждала.
Буквально секунда понадобилась казначейше группы, чтоб прийти в себя. Она громко хмыкнула, а затем вывернулась из-под моей руки, при этом не забыв стрельнуть глазами в сторону Жорика. Наверное, после ситуации с Тибо опасалась, что честные комсомольцы донесут Блинову про её обнимашки с посторонним мальчиком. При этом по растерянности, мелькнувшей в глазах, было заметно: Людочка не может понять, шучу я, или всерьёз выражаю свою симпатию.
— А, скажи, душа моя, мы тут ночевать остаёмся, или как? Хотелось бы, конечно, с ночёвкой… — продолжал я заигрывать с Симпатягой, боковым зрением отслеживая Зину, которая с места не двигалась, стояла, наблюдала за происходящим.
— А что, Костик, уже устал? Не выспался? — фальшиво удивилась Людочка, подхватив мою игривую интонацию. — Ещё маршрут не начался, а ты уже привал требуешь.
— Эх, звезда очей моих… — я доверительно наклонился к девушке, сокращая дистанцию. — Да разве выспишься, когда рядом такие красавицы ходят?
Люда смущённо хихикнула, но расцвела довольной улыбкой. Вот и чу́дно, лёд начал таять. В её глазах больше не было презрения. Зато оно появилось в глазах Зиночки. Я успел оценить этот факт, бросив короткий взгляд в её сторону.
— За тобой готов идти хоть на край света без сна и отдыха. Но есть обстоятельства непреодолимой силы…
— Что за обстоятельства такие? — нахмурилась девушка, окидывая меня взглядом. — Костя, ты что, плохо себя чувствуешь?
Ответить я не успел, в разговор встрял Кривонишенко, которому, видимо, надоело наблюдать за нашими игрищами.
— Жрать он хочет, вот и все обстоятельства, — сообщил Жорик с мрачным лицом Симпатяге. — А ты уши развесила…
Людочка звонко рассмеялась. Уж не знаю, что её так развеселило. Если Кривонищенко хотел испортить момент, то ничего у него не вышло.
— Жрут, Жора, свиньи, — усмехнулся я студенту. — А мы с Людой кушать будем. Вкусно и много, если повезёт. А потом отдыхать, да, душа моя?
С этими словами я подхватил девушку под локоток и аккуратно потянул подальше от оскорблённого и покрасневшего Георгия.
Далеко увести не успел. Навстречу нам вывернули Дятлов и Блинов. Юрий светился, как начищенный самовар, а вот Игорь наоборот, отчего-то вернулся хмурым и невесёлым.
— Ну что? Едем дальше? Машина будет? — поинтересовался Дорошенко.
Он только что выбрался из автобуса, проверял все ли вещи забрали. Судя по его пустым рукам — выгрузили всё.
— Нет. Собирайтесь, идём в гостиницу, — хмуро откликнулся Дятлов.
Поскольку разгрузка завершилась, народ шустро подтянулся к нашей компании. Студенты кучковались, ожидая дальнейших указаний. Блиновские стояли чуть в стороне, а дятловцы, наоборот, сгрудились тесным кружком.
— Что-то случилось? — поинтересовался невозмутимый Рустэм.
— Ночуем здесь. На маршрут выдвигаемся утром, — коротко бросил Игорь.
— Что за ерунда? — встрял Золотарёв.
Ну а как же, он просто не может, видимо, не вставить свои пять копеек в любой разговор.
— Так надо, — многозначительно, но совершенно непонятно ответил Дятлов. — Разбирайте вещи, пошли заселяться. Для нас нет транспорта. На лыжах идти поздно. Скоро стемнеет.
— Как это нет? — искренне удивился Рустэм.
— Вот так. На сегодня машины нет, — раздражённо ответил Дятлов.
А потом схватил два рюкзака и решительным шагом направился к невысокому облезлому зданию с вывеской «Дом колхозника».
Глава 14
О песнях и переживаниях
— Не понял… А гостиница где?
Я покрутил головой, пытаясь сообразить, почему Дятлов упомянул отель в советском варианте, а сам пошёл к какому-то сельскому клубу. Хотя, мне кажется, и на сельский клуб это здание не тянуло. Просто какая-то изба. И когда я использую слово «изба», то вовсе не хочу блеснуть знаниями синонимов слова «жилище». Потому что это и правда была самая настоящая изба, только чуть больше стандартного деревенского дома. Сложенная из брёвен, с тремя мутными окнами по фасаду, с крыльцом в несколько ступенек и козырьком в виде крыши скворечника.
— Замирякин, ну, ты и шутник! — Кривонищенко хохотнул, а затем отвёл назад руку, собираясь хлопнуть меня по спине.
Тем самым он, видимо, планировал продемонстрировать признание моего чувства юмора. Но в последнюю секунду передумал и грабельку свою быстро убрал. Наверное, вспомнил предупреждения про перспективу отхватить люлей.
— Вот же гостиница, — Жорик ткнул пальцем в тот самый «Дом колхозника», где за дверью скрылся Дятлов.
Я с недоверием посмотрел на Кривонищенко. Глумится? Мстит мне за недавний разговор?
Однако все дятловцы с рюкзаками наперевес и мешками в руках потянулись к крылечку избы. Судя по коллективной миграции студентов, ни черта это не шуточки.
— Ну, да… — я покачал головой, тяжело вздохнул, окинув взглядом место предстоящей ночёвки. — Хилтон, конечно, мы не ждали, но на такое «счастье» тоже не рассчитывали… Впрочем, лучше уж здесь, чем на очередном вокзале…
Так как все мои товарищи уже вошли внутрь, мне тоже пришлось двинуться в сторону «Дома колхозника». Названия, конечно, в Союзе были говорящие. Без громкого пафоса, конкретные. Дом? Дом. Колхозника? А то! Всё соответствовало заявленному.
Реальность, ожидавшая меня внутри, оказалась ещё хуже. Общий номер, четыре кровати, отбитая раковина с ящиком для воды. Про туалет спрашивать не стал, в номере его, очевидно, нет. Значит, искать придётся либо по закоулкам «гостиницы», либо… Чует моё сердце, торчит где-то на улице неизменная деревянная коробчонка, заваленная снегом по самую крышу.
Недолго думая, кинул рюкзак на одну из кроватей, подальше от дверей и не возле окна. Щели везде такие, что под утро наверняка замёрзнем. Ради интереса посмотрел на своих товарищей. Студенты радостно суетились, что-то доставали из рюкзаков. Позавидовать можно их душевной простоте… Этим по фигу, есть туалет, нет туалета, главное — в дружной комсомольской компании.
Надеюсь, им не придёт в голову на ночь глядя и тут дружно песни завывать. Я этих песен в дороге уже так наслушался, что бардовские концерты долго будут вызывать у меня нервный тик. Особенно благодаря Золотарёву. Он в каждом куплете и в каждом припеве, то «эх!», то «ух!» орал как ненормальный.
Я повернулся к девчонкам, собираясь предложить помощь и донести их вещи до женского номера, но с удивлением заметил, что Люда с Зиной подтащили свои рюкзаки к койке возле мутного окошка.